Кома

Вдовые тогда собирались куда-то уходить, и забежавший на десять минут занести на Малую Посадскую что-то из лекарств Николай решил постоять с дедом Лёшей у подъезда соседнего дома, пока не спустится его жена. На исчезнувшей потом лавочке сидело несколько старушек, немедленно начавших в полный голос комментировать внешность невежливого молодого человека, и вообще явного наркомана, как и вся молодёжь, – то есть его. К удивлению повернувшегося к ним спиной Николая, Алексей Степанович неожиданно начал старушкам поддакивать, развивая тему. Молодёжь гадкая, правительство тоже, цены растут. Интонации в голос он подпускал такие, что старушки только моргали, в восхищении и во все глаза глядя на пропущенного ими 30-40 лет назад мужчину: то ли полковника в отставке, то ли крупного индустриального начальника, скучающего на пенсии. Окончательно и до упора очаровав бабушек за считанные минуты, Алексей Степаныч, уже глядя на идущую к нему заранее недовольную жену, выдал ещё пару подобных фраз про не уважающую старших молодёжь, и закончил словами: «Эх, что за времена дурацкие… А ведь я ещё помню время, когда одуванчики на газонах были маленькими… И не охотились на людей…». И ушёл, оставив и бабулек, и самого Николая с широко открытыми ртами.

Теперь, бредя по улице обратно в сторону метро, он только покачивал головой, вспоминая. Надо было всё же рискнуть и пошутить. Если бы не желание привлекать к себе сейчас как можно меньше постороннего внимания, Николай так и сделал бы: шутка не подходила ни для КВН, ни вообще для любой другой ситуации, но в этот раз этот могло быть действительно здорово.

Остановившись у того же пятачка с киосками, где он ожидал вчера Артёма, и даже на всякий случай покрутив головой в надежде его увидеть, Николай разменял выданную отцом купюру, купив себе очередной шоколадный батончик, плюшку с корицей, и пачку жевательной резинки. Вчерашние массажные деньги он предпочёл приберечь: они были в мелких купюрах, а это было полезнее для расходов по мелочи. Перейдя к соседнему киоску, обвешанному плакатами с изображениями проработанных в «Фотошопе» юных див с сияющими волосами и матовой кожей, он потратил ещё два десятка рублей на упаковку из двух якобы «биковских» одноразовых «станков», которую запихнул в сумку. Добираться до больницы было не так уж далеко, но Николаю захотелось съесть хотя бы такой убогий завтрак с комфортом, на родном отделении, в обнимку с одолженным у кого-нибудь чайным пакетиком, и он не стал терять времени.

До «Петроградской» он добрался без приключений, выехав наверх эскалатора уже в окружении таких же торопящихся по клиникам врачей и медсестёр, и сотен студентов, спешащих на свои семинары и лекции. Вагон метро пах формалином и пенициллином – на «Пионерской» располагались основные общежития Первого Меда, и Николай без труда вписался в самое начало основного потока. Разговоры в вагоне, на эскалаторе, на улице по дороге к университету тоже были самые обычные: о зачётах, о больных, о вечере вчерашнего дня, – проведённом кем-то с учебником, кем-то с пивом, кем-то с подругой. На этой же станции выходили ближайшие соседи медиков – ребята из трижды уже переименованного ЛЭТИ^, у них разговоры были свои.

Раздевшись у своего шкафчика, и с интересом посмотрев на свежий отпечаток чей-то подошвы на покрывающей его белой масляной краске, Николай побрёл по коридорам, здороваясь с уборщицами. Кабинет Свердловой был ещё заперт, в щели торчал сложенный в несколько раз лист бумаги – чья-то записка. Врачебный туалет был уже открыт, и Николай кое-как побрился, проведя по лицу сточенным мокрым обмылком. В ординаторской тоже никого ещё не было, а дежурный врач явно где-то бегал, подчищая хвосты перед утренней конференцией. Через 10-15 минут врачи уже должны были начать собираться, но пока комфорт никто не отменял. Кинув на стол сэкономленную плюшку, и заглянув под приподнятую крышку с недоеденного врачами с вечера шоколадного набора среднего уровня шикарности, он долил воды в электрочайник и ткнул пальцем в кнопку на его «спинке». Чайник сразу зашипел и зашуршал. Дожидаясь, пока он окончательно закипит, Николай приготовил себе чашку, плеснув в неё пахнувшие уже только мокрыми опилками остатки заварки: пакетика в округе видно не было, а заваривать чай заново и по-нормальному ему было лень.

– А, ты уже здесь…

Вошедшим в комнату неожиданно оказался доцент Амаспюр, хотя дежурным он явно быть не мог: просто, видимо, пришёл раньше времени. Николай с неудовольствием вспомнил, что обещанную Рэму Владимировичу копию со статьи в «Американском журнале акушерства и гинекологии» он так, за всеми событиями, и не сделал.

– Да ты сиди, сиди… Видишь, как оно…