Кома

Конечно, перед продажей в доме навели порядок. Я ни разу не наткнулась на разбросанные по полу вещи (как это было еще недавно у меня самой в жилище), даже в подвале было более-менее убрано. В то же время у меня сейчас счастливая жизнь. В тот раз я просто упала, чтобы получить тысячи долларов. А сейчас должна была разобрать по кусочкам весь китайский садик? Вряд ли.

Впав в уныние, я отложила лопату и присела на корточки. Что-то не сходилось. Первая мысль, посетившая меня, должна была быть правильной! И без всяких усилий должна была меня озолотить. И только я собралась вернуться в коттедж, как что-то привлекло мое внимание на дне фонтана. Вода была мутной и грязной, а дно темное, каменное. Однако что-то, такое же темное, там все-таки выделялось. Я сунула руку в холодную воду. Она мгновенно нащупала какую-то ткань, в которую был завернут твердый прямоугольный предмет. Я извлекла это все на свет божий и уже на пожухлой осенней траве развернула тряпку-сюрприз. Под ней оказалась шкатулка. В следующий миг я уже знала, что найду. Поэтому совершенно спокойно, ни капельки не волнуясь открыла крышку.

Да, это были драгоценности. Они сияли и играли, ловя солнечные лучи. Большей частью бриллианты: на кольцах, в серьгах, на подвесках, один особо крупный лежал обособленно. Еще попалось что-то синее, наверно, сапфир, и голубое — аквамарин, топаз или какой-нибудь другой камень, я в них не сильно разбираюсь. Также под камнями лежали золотые цепочки и массивные браслеты. Всего украшений было много, думаю, для Василия Львовича этого будет достаточно. Но на всякий случай нужно проверить.

Со шкатулкой я вернулась в дом, поднялась на второй этаж в комнату, которую уже определила для себя как спальню, и достала из сумочки мобильный. Был в моей жизни человек, который очень хорошо знаком с драгоценностями, в частности с оценкой их рыночной стоимости. Хорошо, что у меня стоит старая сим-карта, как раз в ней и был записан его номер.

— Николай Иванович, это Борисова, — услышав знакомый хриплый баритон, представилась я.

— Ксюшенька, очень рад вас слышать!

Судя по интонации, мне действительно были рады. Это не к добру… Николай Иванович Лешковский не так давно вышел на пенсию, но это не мешало ему пять лет назад делать мне предложение руки и сердца. Я тогда была еще слишком молода, мне не хотелось никаких серьезных отношений, никакого брака, тем более со стариком (как мне тогда казалось), а он… он, увы, был сильно в меня влюблен. Мне с какой-то стороны льстило, что человек, относящийся к высшему обществу, взрослый-превзрослый, богатый, эрудированный, потомок каких-то графов, имеющий научную степень и известный в определенных кругах ювелир так нежно и трепетно ко мне относился, и я этим, к сожалению, злоупотребляла. Затем, когда появился Игорь, я вырезала Лешковского из своей жизни. Молча и не попрощавшись. Это было слегка подло. Любой нормальный мужчина обиделся бы раз и навсегда. Но только не добрейший и любящий (до сих пор, как выяснилось) Николай Иванович!

— Я, как всегда, с корыстной целью. Мне нужна ваша профессиональная помощь.

— С удовольствием окажу вам услугу, Ксюшенька. Но только до двадцати тридцати. После этого вылетаю на две недели на конференцию в Швейцарию. Я сейчас в своем главном офисе.

Я глянула на часы: полпятого. А главный офис, как я помнила, располагался в другом городе.

— Через полтора часа буду у вас!

Вызвав такси, я кинулась искать какой-нибудь непрозрачный пакет или сумку, чтобы упаковать шкатулку: в мой скромногабаритный дамский ридикюль она, увы, не помещалась. Черный пакет отыскался на кухне в ящике высокого, под потолок, старинного буфета. Переодевшись в дорогие шмотки, чтобы соответствовать, вышла на улицу к поджидающей машине.

Называя время, я как в воду глядела: массовый психоз, именуемый в Москве пробками, добрался и до нашего города. Когда каждый бомж покупает себе средство передвижения, а дороги остаются на уровне раннесоветского периода, катастрофического затора не избежать. Тут уж либо расширять дороги, либо половину автомобилей конфисковать.

Наконец, полностью вымотанная нервами и дорогой, я вышла возле многоэтажного красивого здания — здесь располагался офис Лешковского и один из его ювелирных магазинов.

Проседь в светло-коричневых волосах, очки в дорогой оправе, костюм-тройка — все было так же, как я помнила. Единственное, что изменилось, — кожа слегка постарела: морщины, неровный цвет, пигментные пятна. Очевидно, сказалась страсть к курению трубки… Странно, уж сколько он курил, но с сигаретой я Николая Ивановича никогда не видела! Он считал, что это неблагородно. Кроме трубки признавал разве что сигары, но и те почти не употреблял.

— Дорогая! — обрадовался Лешковский и поцеловал меня в щеку. — Как вы доехали?