Кома (сборник)

Тут еще, полагаю, дала о себе знать местечковая европейская заносчивость: не швейцарский кантон, не университетский пригород Парижа, а какая-то болотистая страна на окраине континента отважилась дать пинка священным коровам. Даже местные интеллектуалы, глядящие Европе, допустим, в рот, не сумели осмыслить, что отчебучил их упрямый народец. А народ, доверившись Лукашенке, по сути сделал свой выбор – осознанно или неосознанно, это другой вопрос. Но переубедить белорусов пока что не получается никому – даже такому могучему интеллектуалу, как Джордж Буш-младший.

Вот так, если подумать, – от чего и во имя чего отказались белорусы?

За три года до того, как на абсолютно прозрачных и демократических выборах 1994 года Александр Лукашенко набрал 80 % голосов, в соседней трехмиллионной Латвии депутаты сейма лишили избирательных прав полмиллиона своих избирателей – казус в истории небывалый. Латвия встала на путь сегрегации во имя демократии. Европа это проглотила, Белоруссия – не смогла. Мы семья, сказали белорусы. Мы единый народ, хотя говорим на разных языках и по-разному.

За год до тех же выборов в другой соседней стране – Литве – цены на жилье и коммунальные услуги взлетели до небес, почти сравнявшись с тогдашними пенсиями и зарплатами. Литва встала на путь прогресса, жестко отрезав от жизни старшее поколение. На фиг такой прогресс, сказали белорусы. Это не по-людски, когда стариков выбрасывают на свалку.

В соседней России во имя демократии и прогресса лупили танками по Белому дому, сплавляли в частные руки Братскую ГЭС, а новые собственники «в борьбе за это» с упоением мочили друг друга. Белорусы посмотрели направо, посмотрели налево, оглянулись окрест и пошли голосовать против такой демократии и такого прогресса. Лично я их за это уважаю неимоверно.

Конечно, нужны были сильная политическая воля и особое устройство мозгов, чтобы повести страну в будущее прошедшего времени. Говорят, на сегодня эта воля (а точнее – упертость) и эти мозги полностью парализовали общественную и политическую жизнь Белоруссии. Возможно. Но вот так, в прогулках по улицам, паралича жизни не наблюдается. Не хочется, понимаете, выглядеть эдаким Лионом Фейхтвангером, воспевшим Москву 37-го года, – но я не политик, не экономист, я честный соглядатай и могу свидетельствовать только о том, что вижу. А вижу я город, из которого железной метлой вымели бандитизм – если это безусловный признак диктатуры, то и нехай. На телевидении примерно половина рекламного времени выделена под релакс-рекламу и социальные ролики, пропагандирующие элементарные нормы современной жизнедеятельности: за экономию природных ресурсов, терпимое отношение к ВИЧ-инфицированным, права инвалидов и все такое. Во дворах устанавливают современные контейнеры для пластмассовых и стеклянных отходов, в квартирах – счетчики на газ и воду (за счет государства, а не жильцов), водители дисциплинированно тормозят перед пешеходными переходами – то есть разрухи, которая в мозгах, здесь на порядок меньше, чем в соседней России. За границу (по крайней мере, в Литву и Польшу) ездят без проблем, каждый второй разговаривает по мобильнику. Газеты, язвящие А.Лукашенко, свободно лежат в киосках. Другое дело, что их читают немногие. Похоже, что жизнь в представлении белорусов не сводится к общественной деятельности во имя прогресса.

Владимир Адамчик, один из крупнейших местных издателей (и один из самых тонких белорусских поэтов), обрисовал ситуацию примерно в следующих выражениях:

– Беларусь в этом смысле очень домашняя страна. Здесь все обращаются друг к другу по имени, по-другому не принято. За годы независимости мы окончательно осознали себя семьей. Конечно, в нашей семье не без проблем, но беспроблемных семей, наверное, не бывает. Главное, что никакой крови мы не допустим – в этом я уверен на сто процентов. Это не в характере белорусов.

Увидев на моем лице некоторые сомнения, Володя пояснил: