Пророчество не соврало, когда пришел срок, в Хогвартс явилась вполне приличная заготовка для нового Беовульфа. Дальнейшие воспитательные выкрутасы Дамблдора неизменно вызывали у Рубеуса восторг: дал же Создатель фантазию сапиенсу! Никаких тебе игрушечных дуэлей, все взаправду, очень серьезно, и чем дальше, тем суровее, как бы ни топила в слезах директорский кабинет Молли Уизли. Пока птенца из гнезда не выпихнешь, летать он не научится ‒ закон природы, господа человеки, хоть пупы надорвите всем Визенгамотом, не отмените. Это вам не фаджевы распоряжульки и не жабьи декретики, это жизнь. Потому Рубеус нисколько не возражал против директорской изобретательности, наоборот, подыгрывал по мере сил. Как ловко, например, получилось столкнуть Гарри с Квирреллом в ночь отработки в Запретном Лесу! МакГонагалл орала потом, словно резаная, даже директор хмурился, нервно сплетая пальцы над бородой, а Хагрид знай себе талдычил на голубом глазу: «Вы велели познакомить паренька с Фиренце, я познакомил…» Чего им не понравилось? Все ведь по уму организовал: кентавры страхуют, Клык для связи, и мелкий Малфой труса сыграл, как по нотам. Жаль только, не удалось поквитаться за убитых единорогов ‒ Бэйн, ленивое копытное, в последний момент вздумал дезертировать. Марс ему, видите ли, слишком яркий…
Вот с пауками впрямь вышел перебор. Хорошо, умница Клык догадался форда приманить, не то сожрали бы пацанов за милу душу. Сидя в компании дементоров, Хагрид раз за разом прокручивал в мыслях воображаемые последствия своей импровизации, бился лбом об стену и с ума сходил от неизвестности, пока однажды ночью в камеру не явился лично комендант с ворохом пергаментов и большим знаком вопроса на бледной физиономии. Получая три часа спустя нагоняй от разъяренных дам, Рубеус мог лишь блаженно улыбаться: обошлось! Целы! Только на сто двадцать пятое моллино: «Как ты мог! Они же дети!» — вдруг взорвался:
— Дура баба! Война на носу! Копец твоим детишкам, ежели загодя выживать не обучатся!
Молли захлебнулась возмущением и хлопнула дверью хижины, Минерва, озадаченно хмурясь, последовала за ней, а Дамблдор, не скрывая интереса, в упор уставился на лесничего. Мозговой щекотки Хагрид не выносил, о чем честно сообщил начальнику:
— Директор, ну больно же! Лучше так спросите, а я отвечу, когда я вам врал?
Тот безнадежно махнул рукой.
— Природный окклюмент…
— Чаво?
— Неважно. Значит, считаешь, детишек надо учить?
— А то как же.
— Вот и займись. Час назад профессор Кеттлберн объявил о своем уходе.
Должность Рубеус принял с положенным количеством восторженных заиканий, хотя прекрасно понимал: ему заткнули рот большой, вкусной лимонной долькой. Страсть как хотелось выплюнуть ее в бороду благодетелю, но он привычно затолкал гордость поглубже в чрево. «Чем меньше окружающие о тебе знают, тем труднее им будет тебя обидеть», — приговаривал невыразимец Тезаурус Хагрид, обучая десятилетнего сына окклюменции…
И все-таки хорошее было лето. Полная реабилитация, официальные извинения Министерства за личной подписью Фаджа и солидная компенсационная выплата. Спешный экстернат («Дорогой мой Рубеус, это вовсе не обязательно…» ‒ «Да ведь засмеют нас, директор! Что ж за профессор без этой… как ее… ученой степени?»), защита в Редвудской(3) мастерантуре («Мерлин всемогущий… Как???!!!» ‒ «Дык я ж к ним честь по чести, с наглядным пособием — гидра лернейская сернодышащая, мы с Деметрайосом специально выбирали, чтоб голов побольше. А они сразу по углам, окна нараспашку и вопят: «Принято! Принято! Только убери ее отсюда!.. Директор, вам нехорошо?» ‒ «Кх-кххха-ха-хаг-рид… ттты… неподражаем…»)