Гоблинам принадлежал весь центр города. Внешняя сторона Садового кольца являлась границей их «жилой зоны». Ее укрепили так, что одни лишь отчаянные смельчаки отваживались проникать внутрь. Для людей там не было места. Кроме того, владениями гоблинского кагана считались все районы в секторе, очерченном Профсоюзной улицей и Волгоградским проспектом. Все, кроме Таганки: там вместо города была Стеклянная пустыня, непригодная для жизни. В этом секторе селились вольные дружины, а также отряды Верных защитников с женами и обслугой. Извне туда проникали время от времени сельские банды, но им не давали укрепиться, быстро выдавливая за пределы города или уничтожая на месте. Еще гоблинам принадлежала область, очерченная рекой Москвой от Нового Арбата до Нижних Мневников, далее Гребным каналом, который местные переименовали в Грибной, опять течением Москвы до Строгинского шоссе, Авиационной улицы, Волоколамского шоссе (превратившегося в Волколакское), а потом Ленинградским проспектом, перетекающим в Тверскую улицу. Там селилась все та же шантрапа – по представлениям кагана, – кроме Серебряного Бора и Крылатского, облюбованных аристократией гоблинов. Еще один район гоблины прочно удерживали между бывшей станцией метро «Сухаревская» и скоплением дворцов со странным названием Вэдэнэха. Знатоки гоблинского терялись в поисках перевода… В Вэдэнэхе устроили зимнюю резиденцию для семьи кагана. К ней тянулось тонкое «щупальце» гоблинских владений по обе стороны от проспекта Мора, когда-то по недоразумению названного проспектом Мира. Граница «щупальца» перерезала пополам улицу академика Королева и Звездный бульвар, так что цель экспедиции Дани и Гвоздя, Прялка Мокоши, оказалась у самого охраняемого рубежа.
Гоблины, как выяснилось, испытывали восторг от обилия воды. Реки, каналы, пруды, затоны, водопады, плотины, мосты и фонтаны делали их счастливыми. Поэтому аристократические районы – Вэдэнэха, Манежная площадь, Серебряный Бор, Крылатское да еще Коломенское-Нагатино были превращены ими в водяные лабиринты.
Область между Волгоградским проспектом и Первомайской улицей с сорок первого года называли Мертвыми дебрями. Радиация, химическое заражение, а главное, целый каскад зон, где массированное применение магического оружия исказило реальность, вывернуло ее наизнанку, превратили Мертвые дебри в место, где побаивались жить и гоблины, и люди, и оборотни, и неприхотливые упыри, а в роли жильцов выступала экзотическая нечисть, к которой с опаской относился даже сам каган Раш. Столь же гибельные джунгли смерти образовались еще в двух местах: между Кутузовским проспектом и рекой Москвой, то есть на Филях, а также в Северном Бутове.
В разросшемся Лосиноостровском парке жили все, кому не лень, но особенно много было упырей и оборотней; не намного уступали им в численности «дикие» фермеры и банды, пришедшие из голодных северных городов. Гоблинов тут не любили.
Раменки тихо контролировал Подземный Круг, а Сходненские места – Секретное войско.
И еще на территории Москвы было шестнадцать Вольных зон. Тамошним насельникам плевать было на то, кто их окружает: гоблины, оборотни, вампиры, сельские бандиты… Снаружи туда входили двумя способами: либо с крестом на шее и сложив оружие у ворот, либо в составе штурмового корпуса. Причем второй способ считался крайне рискованным…
Все остальное представляло собой обширный пояс развалин, едва пригодных для обитания, и считалось ничейными землями. Вот уже лет пять, как здесь хозяйничало сообщество команд, не больно жаловавшее иных жильцов. Гоблинов тут рассматривали как мишени, а охраняемые каганом тракты – как дойную корову, позволявшую недурно кормиться в любое время года.