Команда Д

Зона носила репутацию «образцовой зоны», а на жаргоне зеков называлась «спокойной». Действительно здесь было спокойно – дни шли размеренно, вохра не зверствовала, повальные шмоны были крайне редким явлением и проводились только перед приездом больших начальников. Да и зеки были поспокойнее. По слухам, в остальных «лесных» зонах области постоянно происходили побеги, бунты, в бараках царили драки и поножовщины. Здесь же драки были редким явлением, зеки предпочитали играть в шахматы и нарды, выточенные в мастерских из кости. Без драк конечно быть не могло, и в первую же неделю Зефу пришлось двинуть пару местных урок – так, чтобы не наглели. Просто им приглянулись кое-какие вещички Зефа и они решили их взять. Один из этих урок считался местным громилой, и когда Зеф прямым ударом уложил его в нокаут, остальные урки, которые поначалу решили что новичок «толстый лабух», стали относиться к Зефу с уважением. Местные авторитететы даже несколько раз приставали к нему с просьбой «помочь разобраться» в каких-то своих вопросах, но Зеф от роли лагерного громилы аккуратно отказывался, и в конце-концов его оставили в покое.

Мастерские производили всякую мелкую утварь – какие-то дверные петли, детали для сеялок, железные вёдра и прочую ерунду. Поскольку Зеф не имел слесарного опыта, к станкам его не подпустили, а приставили подмастерьем к зэку-слесарю Петру.

Пётр был низеньким и щуплым мужичком, уже в возрасте. Жизнь его сложилась непутёво – сидел он второй раз. Родился Пётр в Чите в годы войны, рос без отца. Вскоре умерла и мать. После восьмого класса ушёл учеником на завод, немного послесарил, ушёл в армию, а вернувшись устроился обратно на завод, но вскоре один из цеховых мастеров предложил ему хорошую должность кладовщика взамен недавно уволившегося. Пётр, не раздумывая согласился, а через месяц на склад пришла комиссия и обнаружила крупные хищения. Уже на суде Пётр догадался что всё-таки произошло – его подставил подонок-мастер, который был в сговоре с уволившимся кладовщиком. Именно они-то и воровали со склада, а почуяв приближение комиссии, подставили молодого Петра, и доказать уже конечно ничего было нельзя. Похищено было оборудования на огромную сумму, и статья была фактически подрасстрельная – хищение государственного имущества в особо крупных размерах – кладовщик с мастером об этом знали. Но прокурор смягчил приговор и Петру дали пятнадцать лет с конфискацией. Конфисковали у Петра старинный немецкий радиоприёмник, который привёз когда-то его дед военным трофеем из Берлина. Деда Пётр не застал в живых – в сорок шестом году дед выписался из госпиталя после контузии, приехал домой, а через полгода умер. Кроме приёмника в комнате Петра в коммуналке стоял фанерный шкаф и кровать – больше конфисковать было решительно нечего. Следователя впрочем не смутил тот факт, что сам вор государственного имущества ничуть не обогатился, и Пётр отправился мотать срок в Тыгду. Попав в слесарный цех, Пётр работал добросовестно, и через десять лет был досрочно выпущен.

Казалось бы – можно начать жизнь снова, но не таков был характер Петра. Десять лет он мечтал отомстить подонкам, и, едва вернувшись в родной город, пошёл узнавать как поживают бывший мастер и кладовщик. Мастера он не застал – тот спился и умер от цирроза пока Пётр сидел в зоне, а вот кладовщик здравствовал, вышел на пенсию, купил себе дом под Читой и жил там с семьёй, занимаясь огородом, и изредка выезжая в город на своей машине. Пётр особо не размышлял. Как-то вечером он подкараулил кладовщика у загородного дома, коротко представился, спросив узнал ли его кладовщик, и не удивлён ли он случайно, узнав что расстрел заменили Петру пятнадцатью, а затем и десятью годами тюрьмы? Кладовщик узнал. Кладовщик был удивлён и бледен. Пётр вынул из рукава заранее заготовленный прут арматуры и проломил кладовщику голову. После этого он пошёл на вокзал и отправился в Минск – к своему старому другу, с которым когда-то вместе служил в армии, а потом переписывался из зоны. Но на ближайшей станции в вагон вошли милиционеры и скрутили Петра – он потом всё удивлялся как его нашли так быстро.

Кладовщик остался в живых, ему только парализовало правую руку – Пётр выл и кусал себе локти, узнав об этом. А Петру дали восемь лет – тяжкие телесные повреждения при отягчающих обстоятельствах – и снова отправили в ту же Тыгду. До приезда Зефа, он отмотал уже половину срока.