– Вчера днем он позвонил мне по телефону. Клянусь, Макс, я много лет не слышал такой взволнованный голос. На меня пахнуло счастьем, даже скорее он находился в экстазе. «Михель! Михель!» Макс, человек был в полном восторге. Он обещал приехать вечером. Вчера вечером. Возможно, поздно, но приедет и привезет мне мои пятьдесят фунтов. «Генерал, – спросил я. – Что такое пятьдесят фунтов? Вы-то в безопасности? Скажите мне». – «Михель, я ловил рыбу, и я счастлив. Не ложитесь спать, – попросил он. – Я буду у вас в одиннадцать или чуть позже. Захвачу с собой деньги. А кроме того, мне необходимо обыграть вас в шахматы, чтобы успокоиться». Я не ложусь, готовлю чай, жду его. Жду. Макс, я солдат, за себя я не боюсь. Но за генерала, Макс, за старого человека, я боялся. Я звоню в Цирк – в качестве крайней меры. Трубку вешают. Почему? Почему вы так поступили, Макс, скажите, пожалуйста?
– Я не дежурил, – сказал Смайли, следя как можно внимательнее за Михелем. – Скажите мне, Михель… – начал он.
– Слушаю, Макс.
– Что, по-вашему, собирался делать Владимир после того, как позвонил вам и сообщил добрую весть, и до того, как прийти к вам с пятьюдесятью фунтами?
Михель ответил немедля.
– Естественно, я полагал, что он едет к вам, Макс, – сказал он. – Он вытащил большую рыбину. И теперь ему следует пойти к Максу, потребовать оплаты расходов, выложить свою великую новость. Естественно, – повторил он, глядя слишком напряженно в глаза Смайли.
«Естественно, – подумал Смайли, – и ты знал до минуты, когда он выйдет из квартиры, и знал до последнего метра путь, который ему предстояло пройти до хэмпстедской квартиры».
– Итак, он не появился, вы позвонили в Цирк, и мы ничем вам не помогли, – подвел итог Смайли. – Мне очень жаль. Что же вы сделали дальше?
– Позвонил Виллему. Во-первых, чтобы убедиться, что мальчик в порядке, а также чтобы разузнать у него, где наш лидер. Эта его жена-англичанка облаяла меня. Наконец я отправился к Владимиру на квартиру. Естественно, без особой охоты – это же вторжение, личная жизнь генерала принадлежит ему, – но я все же пошел. Позвонил в дверь. Он не ответил. Я вернулся домой. Сегодня утром в одиннадцать звонит Юрий. Я не читал ранний выпуск вечерних газет: я не слишком люблю английскую прессу. А Юрий прочел. Владимир, наш лидер, мертв, – закончил он.
Сбоку стояла Эльвира. В руках она держала поднос с двумя рюмками водки.
– Прошу, – предложил Михель.
Смайли взял рюмку, Михель взял другую.
– За жизнь! – чуть ли не выкрикнул Михель и выпил – в глазах его стояли слезы.
– За жизнь! – повторил за ним Смайли, а Эльвира молча стояла рядом и смотрела на них.
«Она ездила с ним, – подумал Смайли. – Она заставила Михеля подняться в квартиру старика, подтолкнула его к двери».
– Вы еще кому-нибудь об этом рассказывали, Михель? – поинтересовался Смайли, когда Эльвира снова ушла.
– Юрию я не доверяю. – Михель высморкался.
– А вы говорили Юрию про Виллема?
– Извините?
– Вы упоминали ему про Виллема? Невзначай не намекнули, что Виллем как-то связан с Владимиром?
Судя по всему, Михель такого греха не совершил.
– В данной ситуации не следует доверять никому, – заявил Смайли официальным тоном, готовясь уйти. – Даже полиции. Таков приказ. Полиции ни к чему знать, что Владимир проводил какую-то операцию перед смертью. Это важно для безопасности как вашей, так и нашей. Никакого поручения он вам не оставлял? К примеру, ничего для Макса?
«Передайте Максу, что речь идет о Песочнике», – вспомнил он.
Михель лишь с сожалением улыбнулся в ответ.
– Владимир последнее время не упоминал про Гектора, Михель?
– Он считал Гектора никудышным.
– Владимир так сказал?
– Извините, Макс. Я лично ничего не имею против Гектора. Гектор есть Гектор, он не джентльмен, но в нашем деле приходится прибегать к помощи разных образчиков человечества. Так говорил генерал, пожилой наш лидер. «Гектор, – говаривал Владимир, – никудышный он человек, Гектор. Наш доблестный почтальон Гектор вроде городских банков. Говорят же, когда идет дождь, банки отбирают у вас зонты. Такой же и наш почтальон Гектор». Извините. Это слова Владимира. Не Михеля. «Никудышный он человек, Гектор».
– Когда он это сказал?
– Он говорил это несколько раз.
– В последнее время?
– Да.
– Как давно?
– Может, месяца два назад. Может быть, меньше.
– После того, как он получил письмо из Парижа или до?
– После. Несомненно.
Михель проводил Смайли до двери – настоящий джентльмен, не в пример Тоби Эстерхейзи. Эльвира в этот момент сидела на своем месте у самовара, разглядывая фотографию березовой рощи, и курила. И, проходя мимо нее, Смайли услышал что-то вроде шипения – звук, изданный носом или ртом или обоими органами сразу в знак презрения.
– Что теперь станете делать? – спросил он Михеля, словно родственника покойного. Краешком глаза он заметил, как Эльвира подняла голову при его вопросе и растопырила пальцы на странице. В последнюю минуту ему пришла в голову еще одна мысль. – А вы не узнали почерка? – поинтересовался он.
– Какого почерка, Макс?
– На конверте из Парижа?