Вопреки ожиданиям, толпа не кинулась врассыпную а, наоборот, взревела и подалась вперед. Стукнуло еще несколько одиночных выстрелов, а потом вдруг зачастили пистолеты-пулеметы, этот звук Торрелио хорошо запомнил по налету в Тарате — тогда ими пользовались партизаны.
Рев толпы нарастал, число флагов тоже и, похоже, фараонов окончательно смяли, судя по тому, что из прохода между домами к танку выскочил окровавленный полицейский капитан.
— Лейтенат! — заорал он на армейского. — Нам требуется помощь!
Офицер, безучастно наблюдавший всю заваруху из башенного люка несколько даже лениво ответил:
— У нас приказ блокировать площадь и не покидать места, во все остальное не вмешиваться.
Капитан отчаянно махнул рукой, вытер кровь с лица и с пистолетом в руке потрусил дальше, но из проулка выплеснулась очередная группа демонстрантов и сомкнулась над ним как волна, не дав сделать и выстрела. Возбужденные протестующие опять остановились совсем близко от солдат. Торрелио вжался в стену, ожидая самого худшего. От толпы отделилась девушка, медленно дошла до танка и обратилась к лейтенанту с просьбой пропустить их к Ассамблее и Дворцу правительства.
— Сеньорита, я имею приказ блокировать площадь и не покидать места, — повторил офицер и внезапно улыбнулся.
Храбрая девица неожиданно легко запрыгнула на броню, поднялась к башне и поцеловала офицера, старательно делавшего вид, что несет службу.
— Армия с народом! — торжествующе прокричала студентка.
Откуда взялись кантуты[81]
, которые демонстранты вставиляли в стволы винтовок, когда протекали сквозь заслон, Торрелио не заметил, он вообще сообразил, что происходит нечто странное только когда увидел букет, торчащий из дула танка.— На аэродром! Баррьентос уехал на аэродром! За ним, устроим проводы! — пронеслось по толпе и тысячи людей, как один человек, развернулись и потекли в сторону Эль-Альто.
Дезертир перекрестился, в очередной раз возблагодарил Деву Марию и заспешил по пустеющим улицам на рынок.
Вечером те, кто побывал на аэродроме и вернулся, со смаком рассказывали о тамошних событиях:
— Едва успели! Мы пока пешком добирались, ему готовили самолет, но армия заблокировала полосу.
— Зачем?
— Не выпускали, пока не заявит об отставке, а он кобенился, но все-таки подписал. Вот мы и увидели, как он рванул к самолету, а когда по трапу поднимался — свист стоял такой, что движков слышно не было, военные нас не сдержали и мы ломанулись на поле, так летчик прямо ногой трап отпихнул и дверь на ходу закрывал!
— Улетел?
— Улетел. И прилетел.
— Что, обратно?
— Да нет, — хитро разулыбался рассказчик. — Пас Эстенсоро прилетел.
— Врешь!!!
— Да провалиться мне на этом месте! Только Баррьентос взлетел — глядь, перуанский самолет садится и прямо к нам подруливает. Дверь открывается — Пас, собственной персоной! И ручкой так нам делает.
— А вы что? — слушатели собрались в плотное кольцо вокруг очевидца.
— Освистали, — солидно ответил герой дня. — Хватит нам его фокусов. А потом военные подогнали вместо трапа броневик, на него залез не то генерал, не то полковник, встал вровень с Пасом и прямо так разговаривал…
— И что???
— Завернули обратно. Так что потоптался бывший президент на порожке полчасика, да и улетел обратно в Перу.
— Мда… — раздумчиво протянул один из сидевших в харчевенке. — И что же дальше будет?
— Революционная хунта во главе с генералом Торресом.
— Это с начальником генштаба? — влез Торрелио.
— С ним самым.
Коли не случилось танков в Праге, то для соблюдения баланса они случились в Ла-Пасе. Целых четыре штуки, переворот Торреса оказался в два раза организованней и мощней, чем недавний переворот Миранды. Хотя де-юре даже и не переворот — Баррьентос сложил полномочия и передал их генералу совершенно официально.
Нельзя сказать, что вся заваруха застала партизанский штаб врасплох, об этом давным-давно уговорились с Торресом, но сообщение «начинаем» от него пришло на несколько дней раньше назначенного срока. То ли ждать больше нельзя, то ли начальник Генштаба решил перестраховаться, но герильерос пришлось вскакивать в этот вагон, что называется, на ходу.
Хитрый Че успел заблаговременно повстречаться по отдельности со всеми местными коммунистами, отчего во всеобщей забастовке они выступили единым фронтом — просоветские, прокитайские, троцкисты и так далее. Дружно действовали и профсоюзы под руководством Хуана Лечина и Вилли.