Читаем Командарм Лукин полностью

— Что вы, немцы отобрали. А этот в комиссионке купил. Точно такой же, только уж без дарственной надписи, конечно. — Лукин достал папиросу. Шолохов взял из костра горящую ветку, поднес огонь. Лукин прикурил, глубоко затянулся. — Попробую ответить на ваш вопрос. Понятно, что героизм имеет массовый характер, предательство — всегда индивидуально, В годы войны мне довелось встретиться с тремя Власовыми. Генерал-майор Власов, начальник артиллерии шестнадцатой армии, геройски погиб под Смоленском. Подполковник Власов — летчик, Герой Советского Союза. Он и в плену не снимал с груди Звезду Героя. Организовал побег из крепости Вюльцбург. Неудача. Его отправили в лагерь смерти Маутхаузен. Там Власов поднял узников на восстание и сам погиб. Кстати, недавно я побывал у его родителей, рассказал Ивану Федоровичу и Матрене Григорьевне о том, как вел себя в плену их сын. Ну и третий Власов — навеки будь проклятый потомками предатель. Вот три Власова, у всех одна фамилия — обычная, русская, В чем же дело, Михаил Александрович? В чем истоки героизма и предательства? Понимаю, истоки героизма, советского патриотизма — тема для писателей и военных историков, философов самая важная, непреходящая тема. Но почему мы, наши дети, внуки не должны знать, в чем истоки предательства, духовного падения? Почему мы не должны вскрывать эти язвы? Вскрыть истоки предательства — не значит воспеть предательство, а заклеймить его, вытравить из души человека червоточину, если завелась она у него, а не прятать болезнь, не закрывать на нее глаза. Ведь имя предателя Власова не скроешь, оно, к сожалению, останется в истории. И молодежь должна знать, откуда и почему явился такой выродок, и заклеймить его позором и проклятием народным. — Лукин снова достал портсигар. — Заговорил я вас, Михаил Александрович… Но поверьте — наболело.

— И у меня наболело, — ответил Шолохов. — И не только у нас с вами. Так что не торопитесь, внимательно слушаю.

— Ну, а с теми «санаторными» генералами я лишь отчасти согласен. Действительно, плен несовместим с присягой, воинским долгом. И воспитывать молодежь надо прежде всего на подвигах и победах. Но ведь и подвиги бывают разные. Разве нельзя подражать генералу Карбышеву? А Муса Джалиль, а, наконец, ваш Андрей Соколов, пусть вымышленный персонаж, но прообраз-то у него есть. Рассказывать о плене не значит учить, как сдаваться в плен. Я не о тех, кто добровольно поднял руки. Таким нет прощения и нет пощады. Но нельзя плен делать запретной темой. На войне как на войне — всякое может случиться. Еще ни одна война на земле не обходилась без плена. А мы до войны считали, что с нашей стороны пленных не будет, даже Гаагскую конвенцию не подписали.

Не допускали, что придется вести бои в окружении, при отходе. Эти виды боя считались крамольными. А война в горах… Вы знаете, Михаил Александрович, у меня есть знакомый профессор. Он всю жизнь увлекается альпинизмом. Так вот, в тридцатые годы он и другие наши альпинисты обращались в Штаб РККА с предложением учить войска горной войне. А им отвечали: «Нам на Эльбрусах не воевать». А в августе сорок второго немецкие егеря захватили почти все перевалы Главного Кавказского хребта и водрузили флаг рейха на Эльбрусе. Большой кровью мы отстояли Кавказ. А все потому, что не допускали…

— Я уже знаю, кем вы будете представлены в романе «Они сражались за Родину», — неожиданно перебил Лукина Шолохов. — Если не возражаете, то станете одним из братьев Стрельцовых…

Они помолчали. От реки потянуло холодом. Ветер слизывал с бурых волн пену и швырял на прибрежный песок. Затухающий было костер снова взялся. Сыроватый хворост, источая пар, охватился пламенем.

— А между прочим, Михаил Александрович, ведь я имею касательство и к первому вашему роману.

— К «Тихому Дону»? — удивился Шолохов.

— Да. Ведь вы описываете двадцать третью Усть-Медведицкую дивизию?

— Да, именно ее.

— Так вот, ваш покорный слуга с октября двадцать второго по апрель двадцать третьего был помощником командира двадцать третьей стрелковой, а с двадцать девятого по тридцать пятый — ее командиром. Между прочим, первая в СССР территориальная дивизия — наша. За помощь в строительстве ХТЗ была награждена орденом Ленина.

— Если не ошибаюсь, в те годы в Харькове был Постышев.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное