Командарм Лукин

Завидя эмку, из штабного автобуса вышли член военного совета Лобачев, начальник штаба армии Шалин, начальник политотдела бригадный комиссар Сорокин.

— Наконец-то командование шестнадцатой в полном составе, — улыбался Лобачев.

— Ну, друзья, замаскировались так, что мы еле разыскали, — говорил Лукин, стараясь сдержать волнение.

Лобачев обнял командарма и поцеловал его в гладко выбритую щеку. Шалин поздоровался сдержанно, не проявляя эмоций, хотя голубые глаза его не могли скрыть искреннюю радость встречи.

— Ваша работа, Михаил Алексеевич, так замаскировать штаб?

Шалин, улыбаясь, пожал плечами.

— Его, его, Михаил Федорович, — шумел Лобачев. — Самолеты противника каждый день летают над лесом, но до сих пор бог милует.

— Узнаю Михаила Алексеевича по почерку, — улыбался Лукин. — И подъезды к штабу на жестком контроле. Рассказывайте теперь, где плутали-путешествовали. А потом я расскажу про свою шепетовскую эпопею.

— Да уж поплутал я со штабом, — вздохнул Шалин. — Из Читы на Новосибирск, оттуда штабной эшелон повернули на Семипалатинск, потом Алма-Ата, Джамбул… Очередную станцию назначения узнавали у военного коменданта. Думали, что едем на юг, но в Арыси повернули на север, к Актюбинску. О начале войны узнали на маленькой станции, уж и названия не припомню. — Шалин передохнул, вытер платком высокий лоб, провел ладонью по глубоким залысинам.

— Новохоперск, — подсказал Сорокин. — Там эшелон долго стоял рядом с вокзалом, и мы по радио слушали все выступление Молотова.

— Можете представить, Михаил Федорович, что творилось среди бойцов, — продолжал Шалин. — Ну, Константин Леонтьевич сразу митинг организовал.

— Вроде и знали, что война неизбежна, — продолжал Сорокин, — а все же… Словом, все в один голос: «Скорее на фронт!»

— Добрались до Запорожья, потом — Винница, Жмеринка. Только оттуда отправили на Западный фронт, — снова заговорил Шалин. — Двадцать шестого июня разгрузились под Оршей. Попытались наладить управление, да где там! Войска разбросаны, не поймешь, кто где. Урывками узнаем — там на эшелон самолеты налетели, там колонну бомбили.

— Хлебнули, словом, горюшка, Михаил Алексеевич, — посуровел Лукин. — Нам под Шепетовкой тоже не сладко пришлось. Будем считать, что все мытарства позади. Мы вместе, и это главное. Теперь наконец-то шестнадцатая по-настоящему покажет себя.

— Нет шестнадцатой, — ошарашил Лукина Лобачев. Он опустил голову. Потом резко встал, развел руки в стороны. — Нет, нет шестнадцатой, Михаил Федорович!

— То есть как — нет? Ты о чем, Алексей Андреевич?

— Все о том, — хмурился Лобачев. — Сто девятая дивизия и сто четырнадцатый танковый полк остались на Юго-Западном фронте. Так? Пятый корпус передан в двадцатую армию генералу Курочкину. А на днях Курочкин все танки Мишулина умыкнул. В его пятьдесят седьмой танковой дивизии остался лишь батальон мотопехоты.

— Как это «умыкнул»? — не понял Лукин.

— Я был в Гусино в штабе Мишулина. Он мне рассказал, как дело было. Мишулин направлялся к нам. Мы ждали его. Кстати, к тому времени его дивизия пополнилась батальоном тридцатьчетверок. Представляешь, батальон из Орловского танкового училища! Нам бы эти тридцатьчетверки…

— Дальше, дальше, Алексей Андреевич, — торопил Лукин.

— А дальше Мишулин мне рассказал, что недалеко от его штаба остановились легковые машины. Ну, Мишулин туда. Видит, из машины выходит маршал Тимошенко. И из других машин генералы вышли. Направились к опушке леса. «Значит, не ко мне», — думает Мишулин. Но тут от группы отделился генерал и направился к Мишулину. Это был Курочкин. Поздоровались. Курочкин спросил, кому Мишулин подчинен, какую имеет задачу. «Подожди меня здесь минут десять», — сказал и сам направился к командующему фронтом. О чем они там говорили, Мишулин не знает, но Курочкин вернулся радостный. «Танки пятьдесят седьмой переданы мне». Вот так и умыкнул. Сейчас его главная ударная сила — сто пятнадцатый полк — воюет в районе Борисова, взаимодействует с первой механизированной дивизией Крейзера. Мишулин с батальоном мотострелков вчера сосредоточился в районе железнодорожной станции Гусино.

— Что же осталось в армии? — растерянно спросил Лукин, повернувшись к Шалину.

— Фактически осталась одна дивизия — сто пятьдесят вторая Чернышева.

Командарму показалось, что ослышался. Долгим хмурым взглядом он посмотрел на Лобачева, Сорокина. Те стояли понурив головы. Молчал и Лукин.

— Правда, — негромко заговорил Шалин, — в состав нашей армии включена сорок шестая стрелковая дивизия.

— Где она? — оживился Лукин.

— Часть еще на колесах, едут из Иркутска. Но командир дивизии генерал-майор Филатов уже здесь, занимает оборону, — Полковник Шалин подошел к карте, приглашая жестом Лукина. — Вот здесь, севернее Смоленска, на рубеже Колотвино, Вейно, станция Корявино.

Резкие складки на лице командарма разгладились.

— Так, а где Чернышев?

— Сто пятьдесят вторая заняла рубеж Каспля, Возмище, Буда, станция Катынь.

— Какие силы у немцев против нашего фронта? — спросил командарм.

— Достаточных данных, как я понимаю, Михаил Федорович, у штаба фронта нет, — ответил Шалин.