Командарм

Последующий час я только тем и занимался, что по рации договаривался с различными службами армии о подготовке к отражению мощного контрудара немцев. Из этого времени только пять минут занял сеанс связи с Осиповым. Что-то объяснять, ставить новые задачи моему бывшему заму было не нужно – вопрос был уже проработан, и не только со мной, но и со штабом корпуса (теперь армии). Самый длительный сеанс связи состоялся с 9-й САД, с генералом Черных. Так как с генералом мы были в дружеских отношениях, то и разговор был далеко не официальным. Не было в нём приказов, распоряжений, угроз и крика. Была серьёзная беседа хорошо знающих друг друга людей, попавших в тяжелейшую ситуацию. И я понимал трудности авиадивизии, и Черных осознавал, каково на земле без воздушного прикрытия. Дивизия могла оказывать поддержку наземным частям только точечно. Несмотря на то что в дивизию и поступили трофейные истребители «Мессершмитт-109» в количестве 52 единиц, но лётчиков, способных управлять этими самолётами, было мало. Потери лётного состава были весьма значительны. В настоящий момент в воздух могло подняться 25 «мессершмиттов» и 9 МиГов. Польские пилоты, о которых я договаривался с полковником Коссинским, в дивизию ещё не прибыли. Освобождённые из немецкого плена лётчики в дивизию добрались, но большинство из них никогда за штурвалом истребителя не сидели. Из девяти лётчиков, освобождённых из лагеря военнопленных под Замбрувом, только двое были истребителями. А «мессершмиттом» мог управлять только один из них. Вот такие невесёлые дела. Мы пытались найти выход из создавшегося положения, но везде упирались в тупик – нехватка пилотов. Ну что тут делать? Оставалось просить помощи у Большой земли, но я знал, какое кошмарное положение там, и больших надежд на это не питал. Оставалось придерживаться нашей прежней тактики – перемещаться только в ночное время, а любая стычка с немцами должна быть молниеносной и прикрываться системами ПВО. Но вот завтра, если всё-таки немцы попадут в наш капкан, то скоротечного боя никак не получится. Сначала они упрутся в наш заслон и однозначно вызовут авиацию на подмогу. А как же тогда работать нашим гаубицам? Один их залп, и тучи коричневого воронья тут же бросятся подавлять их позиции. Никакое ПВО, тем более наше, тут не поможет, слишком пушки громадные и неповоротливые, а поэтому очень уязвимые. А без мощной и внезапной обработки артиллерией немцы точно сковырнут полк Ломакина и выйдут на оперативный простор. И тогда плакала наша наступательная операция – все силы, а не только группу Осипова, придётся бросить на уничтожение этой элитной дивизии СС. Именно эту мысль я довёл до Черных. Он всё правильно понял и сказал:

– Юрий Филиппович, дивизия всё сделает, чтобы не допустить немецкие бомбардировщики до позиций гаубичных полков в районе города Острув-Мазовецка. Завтра я брошу все истребители на выполнение этой задачи. Но силы у нас совсем небольшие, и если люфтваффе серьёзно возьмётся за поддержку наземных сил, то мы слишком долго не сможем противостоять немцам.

– Понятно, Петрович! Если у тебя не хватает сил держать воздух всё время проведения операции, то нужно гарантированно очистить небо над гаубичными полками хотя бы на час-два. Давай договоримся, что все твои истребители появятся над позициями гаубичных артполков в 11–00. Гаубицы до этого времени будут молчать, и надеюсь, немцы не заметят замаскированные позиции артполков. Всё их внимание будет сосредоточено на полке Ломакина. Он тормознёт немецкую дивизию, и фашисты наверняка застрянут перед достаточно мощным узлом обороны. Без поддержки авиации они, естественно, его штурмовать не будут. Пока то да сё, наступит одиннадцать часов, и твои истребители закроют небо над местом засады. Конечно, бомбардировка позиций полка Ломакина может начаться раньше, но что же, отсидятся ребята в окопах. Бойцы у подполковника крепкие, думаю, не дрогнут под бомбами. Да и пару наземных атак немцев, думаю, тоже выдержат.