Командир Марсо

И вот он стоит перед прилавком, напряженно прислушиваясь к удаляющемуся шуму броневика и постепенно замирающей стрельбе. В ушах у него — сплошной гул. Перед глазами, переливаясь разноцветными красками, танцуют полки, уставленные коробками и бутылками. Пока Поль пытается отдышаться, какие-то две женщины — по-видимому, мать и дочь — испуганно разглядывают молодого человека с автоматом в руках.

— Да он ранен! — восклицает более молодая.

Видя, что Пейроль теряет сознание, она подбегает к нему с платком в руке и старается остановить кровь, уже пропитавшую его рубашку.

— Уведи, уведи его! — торопит другая женщина, толкая их обоих за прилавок.

И в эту минуту на улице появляется машина, набитая солдатами. Немцы…

За все двадцать лет, проведенных сестрами Симунэ в этой темной лавчонке, никогда ни один мужчина не нарушал их замкнутой жизни. После смерти мужа, вызванной тяжелыми ранениями, полученными в прошлую войну, старшая сестра пригласила к себе жить младшую, незамужнюю — хромую, некрасивую девушку. С тех пор они вели бесцветную, одинокую жизнь, как две старые девы, без родных, без детей. Только уличные ребятишки забегали иногда к ним в лавку стащить конфетку или подшутить над ними. Мало-помалу они замкнулись в себе, и у них появилась какая-то озлобленность против людей. Они стали черствыми, равнодушными к чужому горю, даже находили в нем для себя некоторое утешение. Война их мало трогала: ни двукратное нападение немцев на Мюссидан, ни аресты и угон жителей нисколько их не взволновали. Они не питали ни к кому симпатии, и их самих никто не любил. И вдруг сегодня какая-то случайность боя, о котором они не знали, да и не хотели знать, привела в их дом преследуемого немцами партизана. Если бы старшая сестра не побоялась, то, пожалуй, прогнала бы его прочь. Но молодой человек не проронил еще ни слова, а ее хромая сестра уже бросилась к нему на помощь. С этого момента мысли обеих сестер были связаны только с ним.

Два немца входят в лавку и обращаются к старухе:

— Вы не видели, куда прошел партизан?

— Ничего я не знаю, — отвечает она своим обычным неприветливым тоном.

За дверью, в соседней комнате, ее хромая сестра хлопочет возле потерявшего сознание молодого человека.

— Мы видели, как он бежал, — продолжает настаивать немец, повышая тон.

— А я, повторяю вам, ничего не видела.

Хромая тащит раненого во двор. Куда бы его поместить? Куда спрятать? Боже мой, куда же его спрятать? Перед ней распахнутая дверь в чулан. Она втаскивает туда бесчувственное тело, усаживает на пол и закрывает дверь на задвижку… И тут же вдруг вспоминает о платке. В кухне его нет. Кажется, она оставила платок на прилавке. А ведь он был весь в крови…

В лавке немец все еще продолжает допрос.

— В доме есть мужчины?

— Нет.

— Кто живет с вами?

— Только моя сестра.

— Ты меня звала? — откликается хромая сестра, медленно выходя из комнаты с грязным бельем в руках.

— Эти господа ищут какого-то мужчину. Ты кого-нибудь видела?

— Я? — переспрашивает хромая, кладя белье на прилавок. — Я никого не видела.

Ее рука захватывает платок, который пока еще никому не бросился в глаза. Сердце бешено колотится. Но когда, наскоро осмотрев дом, немцы уходят, хлопнув дверью, она впервые за много лет чувствует себя счастливой…

Последние партизаны покидают город, и звуки стрельбы стихают…

IX

Сильно озабоченный, Марсо шагает, как зверь в клетке, вдоль и поперек комнатки с земляным полом, служащей ему кабинетом. Констан не успел еще закончить оборудование нового командного пункта, и в комнате стоят только две скамьи, стол и старый, неизвестно где раздобытый сундук. Еще счастье, что нашлось все это… Впервые командование сектора имеет наконец свой КП. Он помещается в пустовавшем ранее доме при въезде в глухую деревеньку Пиньяды. Дорога проходит в ста метрах отсюда. Перед домом — луг и лес, позади него — тоже лес. Вокруг, насколько хватает глаз, все лес да лес. Командный пункт расположен на возвышенности и поэтому застрахован от всяких неожиданностей. Две вновь сформированные части — батальон Пораваля и батальон Ролана — размещены в окрестностях. Батальон Ролана остался на прежнем месте; Пораваль расположил свой на десять километров дальше. В каждом батальоне около трехсот человек. Много споров было при распределении людей и затем при разделе оружия. После удачной операции в Мюссидане командование смогло выделить каждой роте по противотанковому ружью «базука» и каждому отряду — по два ручных пулемета. Почти половина бойцов вооружена теперь автоматами.