Командир Особого взвода (СИ)

— Виноват будешь у попа на исповеди! Распустился! Герой! Пользуешься, мать твою за ногу… тем, что я тебя давно знаю! А сейчас меня слушай! И кури ты, чтоб тебя, чего мнешься?.. Простое дело, да вот не очень. Они так и хотели — просто передать ее нашим и порядок. Да вот как только девчонка к ним попала, рассказала, что ее какие-то не то альвы, не то колдуны, не то нечисть какая-то в плену держала рядом с Торгау, и что она от них сбежала, а сейчас может показать, где они прячутся. Но покажет только нашим. Вот тебе и простое дело. Американцы с ней бились несколько дней, уговаривали — ни в какую. Только тогда связались с нами. У Полубоярова тоже не дураки, они про Особый взвод и вспомнили.

— На это СМЕРШ есть, — снова усомнился Нефедов, уже понимая, что надо ехать и с генералом не поспоришь.

— Без тебя знаю, что есть. Тут другое — союзники говорят, что девчонка Охотников все время вспоминает. Как заведенная, одно и то же: мол, расскажу Охотникам, где Охотники, Охотников мне дайте! К мамке не просится, родных не зовет, а все одно…

Степан насторожился. Где-то внутри, у него в душе тонко задребезжали невидимые колокольчики. Что-то было не так.

— Не понимаю, — хмуро сказал он, уставившись в пол, — почему она так уперлась? Мало кто по доброй воле Охотников зовет…

— Вот это и узнаешь, — Иванцов встал, одернул китель, давая понять, что разговор окончен. Старшина тоже поднялся, одним глотком допил остывший чай и спросил, надевая фуражку:

— С собой можно взять кого-нибудь?

— Кроме шофера? Бери еще одного, больше тебе и не понадобится. Немцев там нет, а с союзниками ты, я так думаю, воевать не собираешься?

— Всякое бывает, — неопределенно отозвался старшина, разминая папиросу, — разрешите идти?

Иванцов уперся в него холодным, острым взглядом. Он хорошо знал эту заминку в голосе Нефедова.

— Что не так, Степан?

— Мысли всякие… Будет исполнено, товарищ генерал, ничего.

Он взял с собой Ласса.

Саня Конюхов попытался было возмутиться, но Степан пожал плечами.

— Неугомонный ты человек, сержант Конюхов. Вроде, за старшего остаешься, как всегда. Командуй — не хочу, взвод налево, взвод направо! Чего хмуришься? Глаз у альва, чуть чего, надежнее, сам знаешь…

— Да надоело уже бездельничать, товарищ старшина! Ни так ни эдак… Разве я за этим старшинством гонюсь?

— А должен бы, Саня. Помнишь, что плох тот солдат, который не стремится стать генералом?

— Кто это написал? — хмуро осведомился Конюхов. Степан пожал плечами, он и сам не помнил, откуда вычитал эту фразу.

— Знаете что, товарищ старшина? По-моему, плох тот солдат, который не мечтает винтовку в сторону отложить и детей своих обнять. Да еще про жену не забыть. С утра не забыть и в обед не забыть, и ночью вот еще пару раз не забыть… — Санька мечтательно прищурился.

— Это точно, — засмеялся Степан. Он хлопнул Конюхова по плечу и тут же ловко вынул у того из ножен финку.

— Эй! — возмутился сержант.

— Тихонько, не горячись. Я тебе свой кинжал оставлю вместо нее. Вдруг потеряю, или союзники на сувениры стырят? Жалко, всю войну со мной прошел.

— Тогда ладно. Оставляй.

* * *

Дорога на Торгау ничем не отличалась от других фронтовых шоссеек и грунтовок, которых за годы войны Степан изъездил и исходил многие тысячи километров. Похоже, еще недавно это было добротное германское шоссе, но сейчас, разбитое танковыми гусеницами, размолоченное колесами, сапогами и траками, распаханное снарядами, оно скорее мешало, чем помогало ехать. «Виллис» скакал на ухабах, то и дело обгоняя колонны грузовиков и пеших солдат. Трижды их останавливали, и каждый раз Нефедову приходилось доставать из фуражки мятый пропуск, подписанный Иванцовым.

На самой окраине Торгау начальник патруля, молодой капитан, прицепился было с расспросами, но наткнувшись взглядом на знак Охотника, тут же сник, закашлялся и велел пропустить. Когда «виллис» рванул с места, у Ласса с головы свалился низко надвинутый капюшон.

— Товарищ старшина! — окликнул Степана капитан, у которого глаза при виде альва стали большими как плошки. — А этот… он…

— А этот — со мной. Согласно приказу, — пожал плечами Нефедов, и машина унеслась прочь, разбрызгивая лужи грязи. Ласс молчал как каменный — даже вроде бы и не держался за скобу, хотя бедный виллис, скрипя всеми железными частями, уже готовился развалиться. Но альв ни разу не поднял головы и не посмотрел на дорогу. Когда Нефедов сказал ему, что берет с собой, Ласс просто кивнул и тут же отправился собираться. Делал он это недолго — зашнуровал тонкую кожаную куртку, в нарукавные чехлы сунул два длинных костяных клинка. Он ни с кем не прощался, и никто его не провожал.

Как и старшину.