Командир особого взвода

– Хорошо, что не жмут, – буркнул он в ответ.

– Шуточки у тебя, Степан Матвеевич…

– Все, оставить трёп. Надо идти.

И они пошли.

* * *

Ночью в парке было тихо и совсем хорошо – как будто и не было рядом никакого большого города. Только ворочалось и негромко шумело внизу море, качавшее на волнах огоньки какого-то судна вдалеке от берега.

– Ничего себе – «немножко пройтись»!

– А что? Для нас с тобой – пара пустяков.

– Как же тут славно, – тихо проговорила жена Казимира, трогая рукой ствол. – Это ведь магнолия?

– Да. Постарался садовник Кебах, оставил по себе память…

За листвой, на фоне темного крымского неба, чернели башенки и резные минареты Воронцовского дворца.

– Где она? – спросила Настя.

– Иди за мной, – усмехнулся ее муж, – свет мой ясный.

– Только при луне ты мне всякие нежности и говоришь! – притворно нахмурилась его спутница, опираясь на руку старика.

Они подошли к широкой лестнице. Казимир Тхоржевский остановился и показал на одного из мраморных львов – самого нижнего слева, спящего с грустной мордой.

– Здесь.

– Ты с ума сошел? – удивленно спросила жена. – Прямо здесь, на Львиной террасе? На виду у всех туристов?

– Знаешь, милая, как говорил Эдгар По? Лучше всего прятать лист в лесу…

– Ну да… Тогда, если следовать логике мистера По, тебе нужно было спрятать это в подвалах Массандры.

– Вот черт, – пораженно почесал затылок Казимир. – Точно. А ведь я не догадался!

– И слава богу. Там бы мы целый год искали.

Они подошли к постаменту, и Настя похлопала спящего льва по лапе.

– Привет, львище!

– Пусть спит, – улыбнулся Казимир. Он ловко пробежался пальцами по белому мрамору сзади на постаменте, что-то нажал несколько раз. Скрежетнул камень, и в мраморной плите открылась узкая ниша.

– Да, большим затейником был маэстро Бонанни. Всех львов доверил ученикам и подмастерьям, и только этого высек сам, своими руками.

– Скорее… – чуть слышно попросила Настя. – Скорее.

Тхоржевский сунул руку в нишу, его спина напряглась.

– Ага…

Он выпрямился. В его руке была темная, покрытая пылью бутылка.

* * *

…Нефедов рванулся, уже понимая, что не успевает – не хватило совсем чуть-чуть, самой малости, какого-то мгновения. Движения замедлялись, растягивались, точно в вязкой патоке. Ближайший онмеджи – сухой, желтый, скрюченный будто какой-то болезнью – что-то крикнул, его рука прочертила в воздухе дымный, тающий след. Вокруг захрустело, будто в воздухе ломались какие-то невидимые льдинки. Старшина почувствовал, как перехватила горло жестокая сила, не давая вдохнуть. А ведь почти дошли…

Кто-то отшвырнул его назад, как щенка. Степан со всего размаха приложился головой об кирпичную стену, вытянул руку, чтобы уцепиться покрепче – и увидел, как покрывается морщинами кожа, как истончается кисть руки, а пальцы становятся по-стариковски узловатыми. «Что за…?» – мысль не успела даже закончиться. Сухопарый онмеджи вскрикнул утробно – и взорвался, распадаясь в воздухе и заливая все вокруг кровавым дождем. Пленники, лежащие в начерченном круге, не пошевелились, но их разметало к стенам каземата, как поленья. А в самом центре стояли, ухватившись друг за друга так, что не оторвать, Казимир Тхоржевский и Настя Левандовская. В них били копья багрового света, и оба они – Умбра-Один и Умбра-Два – стремительно старели. Седели волосы на головах, истончалась кожа, заострялись лица. Казимир вытянул руку вперед, хищно скрючив пальцы. В ладони бился, разрастаясь, черно-красный клубок.

– Не… удержу… – почти простонал он.

Нефедов судорожно тряхнул головой, краем взгляда увидел, что рука в порядке – почудилось, что ли? Начал вставать, но непослушные ноги только скребли каблуками сапог каменный пол. Он зарычал от бессилия.

– Что?! Что мне сделать? – крикнула Настя.

– Сосуд… Нужен… сосуд… – вампир проталкивал слова сквозь искривившийся от усилий рот. Левандовская отчаянно обернулась, зашарила глазами по каземату. И тут Степан увидел.

– Там! – заорал он. – У ступеньки! Бутылка!

Это и правда была бутылка. Самая обычная, из-под дорогого японского саке, не стеклянная, а фарфоровая, она валялась рядом с лестницей. Настя молнией метнулась, схватила бутылку, бросилась к напарнику.

Тхоржевский упал на одно колено, вцепился в фарфоровый сосуд и резко прижал к нему ладонь. Раздался треск.

– Лопнет! – тревожно вскрикнула Настя.

Но бутылка выдержала. Короткий вой всасываемого внутрь воздуха резко оборвался. Старшина Нефедов снова попытался встать. «Да что ж за ерунда такая?» – с досадой подумал он, глядя в потолок. Каменный свод вдруг закружился, навалился сверху и погасил свет.

– Товарищ старшина, – жалобно.

– Погоди, Настя. Он сам, – мужской голос.

– …твою душу мать. – А это что? Это кто?

– Ну не ругайтесь, товарищ старшина!

Степан Нефедов открыл глаза, еще раз крепко, по-боцмански выматерился и сел, рывком подтянув ватное тело. Ночь уже сменилась холодным рассветом, в кустах чирикали птицы. На земле, угасая, дрожал отдельный оранжевый пунктир исчезающих магических линий.

– Все, что ли? – спросил он сипло. – Как пленные? В порядке?

Высокий седой старик, стоящий перед ним, кивнул.