Командир Разведгруппы. За линией фронта

«На привалах – люди в изнеможении падали прямо в глинистую жижу и поднимались, не просохнув. О том, чтобы разжечь костер, обсушиться и хлебнуть глоток горячей воды, нечего было и помышлять: кругом тревожно, особенно в преддверии нашего праздника – в ночь на 7 ноября.

Тем не менее, надо было ещё до рассвета преодолеть долину, совершив марш-бросок в 10–12 километров по совершенно открытой местности. Так что, когда все-таки достигли горного лесного массива, да ещё с полуразрушенной сторожкой в самой чаще леса, наши силы, что называется, были на пределе.

Кое-как обсушившись и наскоро перекусив, выставили дозоры и расположились на ночь – кто в сторожке, а кто и в палатке.

Когда же утром 7 ноября я не без труда раскрыл веки – в глаза ударил необычно яркий свет. Выглянул наружу и остолбенел: земля, деревья, кустарники, хижина и две палатки – все в искрящемся, ослепительно белом уборе.

Воистину природа надела праздничный наряд.

Настроение сразу же поднялось. Правда, одолела другая забота: у многих бойцов совершенно прохудилась обувь и – хочешь не хочешь – придется им хотя бы несколько дней пересидеть в сторожке.

Пока же был праздник, и по такому случаю, скрепя сердце, я разрешил послушать Москву – экономия на радиопитании была строжайшая. Разумеется, все до единого, – и наши десантники, и словацкие партизаны, пополнившие отряд, – мгновенно сгрудились у приёмника.

Затаив дыхание, вслушивались в отдаленное от нас тысячами километров ликование, приобщались к нему, потому что было от чего радоваться. Подумать только: первый праздник на освобожденной полностью советской земле! И на фронтах полнейший успех, в том числе на востоке Чехословакии, где наши войска прочно удерживали позиции.

А затем было дружное застолье, конечно же, с главным тостом – «За скорую победу!», с полюбившимися песнями – русскими, украинскими, словацкими, – прежде всего всемирно известной «Катюшей».

* * *

Конечно, самое большое впечатление у партизан группы Зорича осталось от прослушанных победных новостей из Москвы, объявленных голосом Левитана и начинающихся словами: «Внимание, внимание… Говорит Москва! Говорит Москва!»

Потом поэт в одном из четверостиший своего стихотворения так скажет по этому поводу:

С каким волненьем в годы огневые

Мы слушали победные слова,

Когда в эфире вслед за позывными

Звучало гордо: «Говорит Москва!»

Подсушившись и кое-как отремонтировав обувь и одежду, десантники снова двинулись в путь. Шли опять по гористой местности. Но теперь в окружении порой глубоких снегов, оставляя следы от ног людей и лошадей на белой скатерти природы, что было опасно в плане конспирации для группы, выдвигающейся к Братиславе. Следы могли заметить лесники, но их хорошо было видно даже с самолета-разведчика.