Командир субмарины

Мы избавились от преследования и пошли на север, но вскоре на нашем пути стала еще одна группа немецких кораблей. В этот раз их было три. Они все еще прилежно бомбили воображаемого противника в то время, когда мы обходили их стороной, предоставив им играть в свою игру. Они не были единственными кораблями, которые бомбили в Скагерраке. Немцы постоянно сбрасывали противолодочные бомбы, и их рев можно было слышать даже на большом расстоянии. Звук специфическим образом распространяется в воде. Отдаленный взрыв может показаться настолько близким, что вы воображаете, будто попали в вашу лодку.

Приблизительно в то же время нашим флотом была потоплена немецкая подводная лодка, но часть экипажа выбралась на поверхность. Они утверждали, что их бомбили за день или два до этого, и даже указали время. Расследование показало, что в это время действительно происходила атака глубинными бомбами, но достаточно далеко от места нахождения немецкой лодки. Таким образом, получилось, что немецкая субмарина, приняв разрывы глубинных бомб, происходившие вдалеке от нее, за взрывы в непосредственной близости, всплыла.

Страны "Оси", борясь с подводными лодками противника, использовали такую тактику: постоянно сбрасывали глубинные бомбы, иногда просто для того, чтобы напугать неприятеля. Шум на расстоянии мало чем отличается от рева разъяренного льва и часто приводит в оцепенение. Когда глубинная бомба взрывается в непосредственной близости, разрыв производит очень сильный шум, но реальное испытание наступает, когда лодку начинает качать, гаснет освещение, осыпается краска и т. д. Среди широкого выбора оборудования, которое позже мы имели на американских подводных лодках, было устройство, определяющее координаты разорвавшейся неподалеку от вас глубинной бомбы.

Я так и не понял, зачем нужно знать, на какой глубине произошел взрыв, ведь гораздо интереснее знать, где взорвется следующая бомба. Это было сложное оборудование с кучей всяких проводов и разноцветных лампочек, точно на рождественской елке. Я знал только одного командира, который научился управлять этим сложным оборудованием. Когда я спросил, как же действует устройство, он ответил, что во время одного из взрывов лампочки замигали как бешеные и вдруг одна из них взорвалась, напугав нас больше, чем взрыв глубинной бомбы.

Я лично считал это оборудование бесполезным, но каждый командир питает слабость к каким-нибудь безделушкам, без которых, как он считает, не выживет в войне. Я также не был исключением и, как любой моряк, трепетно относился к суевериям. Всегда считал, что, если вам жизненно необходима та или иная вещь, всегда берите ее с собой. Именно поэтому я с пониманием относился к тем командирам, которые пользовались этим оборудованием и считали его необходимым.

Грохот глубинных бомб был настолько част в Скагерраке, что, казалось, ни на минуту не прекращался. Иногда действительно кого-то бомбили, но в большинстве случаев бомбили просто для устрашения.

По сравнению с Каттегатом Скагеррак оказался очень безопасным местом. Наконец мы имели под килем достаточную глубину и жаждали крови. Но пока шли домой, нам так никто и не попался.

Странно то, что мы были ближе всего к тому, чтобы нас потопили почти у самых Британских островов, а не где-то вдали от родины. Мы шли в надводном положении днем, потому что были в своих водах и из-за плохой видимости не хотели терять времени, блуждая под водой. Находясь в своих водах, мы чувствовали себя в безопасности, считая, что небо уже очистили от противника наши самолеты. Облачность была низкая, но я заметил в облаках самолет, который принял за наш "ансон". Мы дали опознавательный сигнал, чтобы показать, что мы англичане, но на всякий случай погрузились. Как оказалось, поступили очень разумно, поскольку сразу же после погружения услышали грохот рвущихся бомб, которые только благодаря нашей предусмотрительности нас не задели.

На каждом корабле, на котором я служил, всегда был человек, постоянно дающий повод посмеяться над собой. Был такой и на "Силайон". Он-то и стал единственным пострадавшим при этом налете. Поддон стоял под гидравлическим компрессором, наполненным маслом. Поврежденный взрывом механизм облил его маслом. Интересно узнать, что сказал бы летчик, если бы ему сообщили, что чего он добился, так это рассмешил нашу команду.

Когда мы наконец достигли Гарвича, единственным человеком, который был очень счастлив, оказался Джордж Сальт, который, когда мы проходили Каттегат, узнал, что стал отцом - у него родилась дочь. Мы были единственной лодкой, пришедшей в порт, но не слишком важными, чтобы нас приветствовали. Поэтому я был очень удивлен потрясающим приемом Рукерса. Он разрешил Марджори встречать нас, и она сказала мне, что четырьмя днями ранее Рукерс позвонил ей и сказал:

- Все в порядке, Марджори. Все в порядке. Мы получили известие от него.

Она конечно же не знала, где мы находимся и что с нами происходит. Вообще же, как я понял, наши шансы вернуться из Каттегата никто всерьез ни принимал.