Командир субмарины

Два года мне пришлось прослужить под командованием столь динамичного командира, каким оказался Рукерс, и попытки адаптироваться к обычаям другой флотилии давались с трудом. Однако нас приняли гостеприимно и доброжелательно, хотя, конечно, сам Байт не всегда соответствовал общепринятым представлениям о приятном зимнем курорте. Зима у побережья Норвегии, с ее ненастьем и недостатком света, оказалась немногим хуже лета, которое отличалось своими неприятностями - в первую очередь к ним относились штилевое море и короткие ночи. Патрулирование, несмотря на скуку и неудобства, все-таки было достаточно безопасным, если не считать риска наткнуться на камни при попытке двигаться поближе к берегу, воспользовавшись преимуществом зимнего короткого светового дня. Темнота, однако, заставляла уйти подальше в море. Зимой, даже днем, обзор в перископ оказывался затрудненным и ограниченным из-за волнения на море и снежных бурь. Поэтому период эффективного патрулирования на позиции оказывался коротким, а цели для атаки и погружения, соответственно, редкими.

Спасибо Гольфстриму - было вовсе не так холодно, как мы ожидали, хотя вода, перехлестывавшая через мостик, казалась почти ледяной. В тихую погоду на мостик залетала только водяная пыль, которая тут же замерзала. Из-за этого орудия становились бесполезными ледяными глыбами, а капитанский мостик покрывался коркой льда. Замерзали и бороды, хотя это и не приносило особого дискомфорта.

Все суда прижимались к берегу, и на фоне черных скал, запорошенных снегом, увидеть их было достаточно сложно. Фактически, чтобы что-то разглядеть в перископ, приходилось подходить к берегу на расстояние менее двух миль; а поскольку даже в погожие дни световой день продолжался не более пяти часов, успех действий во многом зависел от того, насколько рано вы успели подойти к берегу, - чем быстрее вслед за рассветом, тем лучше. На короткое время включались береговые огни, дающие вражеским судам возможность благополучно огибать мыс, но лишь иногда по чистой случайности это совпадало с нашими потребностями. В темноте следовало держаться подальше от берега. А утром, еще до рассвета, после того как всю долгую зимнюю ночь приходилось бороться с ветрами и волнами, не зная своих точных координат, нужно было подбираться как можно ближе к невидимому берегу, чтобы максимально сократить дистанцию подводного хода при дневном свете. Тяжелое и хлопотное это было дело - подойти к крутому неосвещенному скалистому берегу, о котором эхолот очень неохотно предупреждал заранее. Поэтому каждый корабль, который удавалось потопить, доставался нам дорогой ценой. Слишком часто походы заканчивались ничем.

Однажды мне пришлось пережить столь же неприятную встречу с танкером, какую уже пережил однажды в других условиях - южнее, в Ставангере, и летом. Корабль неожиданно появился из снежного облака и, прежде чем видимость оказалась достаточной для залпа, также неожиданно пропал в следующем. Я напрасно потратил две драгоценные торпеды, выпалив их вслепую в то место, где мог находиться танкер. Должен признаться, что сделал это скорее от злости, чем в ожидании результата.

Хочу рассказать, каким интересным способом мы потопили вражеский корабль возле Стадлэнста, тем более что история эта имела интересное продолжение. Корабль огибал мыс в сумерках и как раз перед нашим залпом включил навигационные огни. Это оказалось грузопассажирское судно небольшого размера, поэтому я использовал одну из самых плохоньких торпед. Производство торпед еще не поспевало за потребностями, поэтому мы не брезговали старыми, которые уже оказались списанными для тренировок в мирное время. По какой-то причине старая боеголовка не сработала должным образом, раздался маломощный щелчок, корабль, хотя и остановился, тонуть явно не собирался. Мы подошли ближе, чтобы прикончить его из пушки и таким образом сэкономить одну торпеду.

Прежде чем открыть огонь, я послал международный сигнал "Покинуть корабль" и с некоторым удивлением получил от весьма любезного и игривого норвежского капитана ответ по-английски: "Спасибо".

Пока мы ждали, чтобы шлюпки отчалили, орудийный расчет совсем замерз. У многих скандинавских кораблей названия написаны большими буквами почти посередине борта, напротив машинного отделения, и я отдал приказ оружейному наводчику Эпплтону целиться "в надпись" (writing).

Ему же послышалось, что я распорядился целиться в фонарь (lighting), и с меткостью аса он с первого же удара снес носовой фонарь правого борта. После нескольких выстрелов мы оставили корабль горящим и идущим ко дну, в то время как шлюпки, на которых, насколько я понимаю, находилось немало немецких солдат, шли к берегу.