Командир

Так же бросив руку к фуражке, представился и я:

— Командир танкового батальона, капитан Михайлов.

Мы довольно быстро разговорились.

Оказывается, полк с остатками штаба дивизии выходил из окружения, когда дозор наткнулся на наш лагерь, из которого мы вышли всего пять минут назад. Переговорив со старшиной Егоровым, — я оставил его в лагере старшим — они быстро собрали боевую группу и отправили ее нам на помощь, к тому же продолжавший сидеть на дереве Рамиль уже подсчитал примерное количество полицаев.

— Как только ваш капитан слез с дерева и показал свое удостоверение нашим особистам, те перед ним буквально на цыпочках стали ходить, — продолжил рассказывать Карапузов, наблюдая, как его бойцы зачищают деревню.

Ко мне быстрым шагом шел Волков. Подойдя, доложился, что он со своими бойцами взял в плен старшего полицая.

— Хорошо, молодцы, сейчас пойдем и допросим, он хоть целый?

— Вроде того, товарищ капитан, — замялся сержант.

— Та-ак, его еще допросить можно?

Волков виновато опустил голову. Рассказ Волкова мог бы вызвать у меня улыбку, но мне было не до смеха. Поглядев, как из леса цепью выходят бойцы, мы пошли к дому, где находился пленный.

Главарю полицаев сломали челюсть. Нет, не так. Когда его пытались скрутить, он смог вырваться, но один из бойцов успел поставить подножку, и этот кабан с высоты своего огромного роста треснулся челюстью о порог двери.

Оставив Карапузова разбираться с зачисткой деревни, я прошел к дому с многочисленными следами пуль в стенах. Войдя, я пригнулся, входя в низкую дверь и очутился в большой комнате. Пройдя мимо беленой известью печки, сел на лавку напротив главаря.

— Ну и кто же ты такой? — спросил я вслух, ни к кому особенно-то не обращаясь. Взяв со стола книжечку и полистав, стал читать вслух: — Старший полицай Федор Бондарчук, хм, смешно. Что ж ты, гнида, такую фамилию позоришь?

Посмотрев внимательно на опутанного веревками полицая, кивнул на челюсть, по которой стекала розовая ниточка слюны.

— Как, болезный, не болит?

Поймав свирепый взгляд, я обратился к стоящему рядом Волкову.

— Ты смотри, сержант, не уважает он нас, брезгует говорить с советскими командирами. — Посмотрев на полицая немигающим взглядом, представляя, что передо мной просто кусок мяса, предельно жестким голосом рявкнул: — Ты никто и звать тебя никак! У тебя есть выбор: умереть легкой смертью, рассказав все, что мы спросим, или долгой и тяжелой, если будешь молчать. И не вращай глазами, знаю, что со сломанной челюстью можно говорить. Да, больно, но можно.

Все-таки мы сломали его, правда, в переносном смысле, до крайности дойти еще не успели, видимо, полицай понял, что мы пойдем на все.

В принципе этот полицай знал не так много, как мне хотелось бы.

В этой деревушке они находились уже более десяти дней, составляли один из узлов по отлову окруженцев, и, кстати, работали довольно продуктивно, так как за это время взяли и уничтожили около двухсот окруженцев. Группы бойцов выходили на деревушку довольно часто, бывали даже одиночки. Хорошо поставленная группа дозорных неплохо справлялась со своим делом, вот только с нами у них вышел прокол. Часовые, заметив нашу группу разведки, подумали, что это все что есть, и спокойно пропустили их в деревню, сопровождая по бокам. Но они вместо того чтобы искать еду, стали просто обыскивать хаты, это ввело главного в удивление, и он приказал отпустить разведку обратно, проследив ее путь. А когда узнал, что там целая толпа русских, да еще практически невооруженная, да еще и с бабами, то вообще пребывал в эйфории от такой удачи.

А вот захват Волковым Бондарчука с замом стал роковым для полицаев. О плане главного знал только его зам, которого закололи ножом, когда дрались в сенях, и наша атака стала для полицаев неожиданной.

— Слушай, сержант, зачем они вообще к вам приперлись, да еще сами, не послав подручных?

— Так, товарищ капитан, это не они к нам, а мы к ним. У них тут в подполе целый бункер с бойницами, вот мы и зашли в этот дом. Кто же знал, что тут главные прячутся.

В это время дверь отворилась, и к нам зашли несколько незнакомых командиров. Один из них был в звании полковника, перевязанный левый глаз делал его похожим на Кутузова.

Вскочив с лавки, я кинул руку к фуражке и отрапортовал:

— Товарищ полковник, капитан Михайлов, проводим допрос захваченного в плен вражеского пособника.

— Много сообщить успел?

— Сколько знал, все рассказал.

— Хорошо. Повесить! — неожиданно жестко приказал полковник. Я не палач, поэтому отошел в сторону, когда двое бойцов подхватили мычащего предателя и поволокли его к выходу.

— Удивляешься, капитан, что я приказал его повесить? — с любопытством спросил меня полковник, присаживаясь на лавку и кладя руки на стол.

— Да нет, товарищ полковник, не особо, — пожал я плечами.

— А я все-таки скажу. Там в лесу, в трех километрах от деревни мои разведчики наткнулись на овраг, который был почти доверху заполнен убитыми бойцами. Нашими бойцами, капитан, понимаешь?

Я кивнул и как наяву представил себе этот овраг.

«Да уж, за подобное не только линчевать надо, а и похуже!»