Командировка

Стихло быстрее, чем ожидали. Вначале возникло чувство, что сам ветер изменился, то был сухой, как из пескоструйного аппарата, что ржавчину и краску с металла сдирает, а сейчас… другой. Пусть еще не влажный, но уже не такой иссушающий. Его порывы мельчали и редели, а затем воздух стал. Тянуть тенты и сетку пришлось в темноте. Фонариками пользовались мало, больше полагаясь на ночную оптику, но иногда подсветить все же приходилось. В пучках света застывшая после бури пустыня являла собой необычное зрелище – с неба, тишайше шелестя, падали песчинки. Они не кружились подобно северным снежинкам и не косились подобно линиям дождя. Они падали по-разному. Маленькие плоские слюдяные частички кувыркались, редкие былинки планировали, а основная масса обычного песка валилась строго вниз, как просыпанный сахар. Редкими мгновениями вспыхивали белые искорки, кварц наверное. Пыль из монотонной туманной мглы разбилась на островки, которые быстро таяли оседающими столбами. Все покрылось противным на ощупь мучным слоем, как на старом чердаке, только намного толще. К полуночи прозрачность воздуха восстановилась и на черном небе высыпали звезды. В пылевую бурю на удивление теплые ночи, сейчас же ждали пустынного ночного холода. Посвежеть посвежело, но не похолодало. Точно к дождю. Скорее всего к последнему за год.

Разбиты смены и разводы, расставлены секреты и караулы, поставлены сигналки, растяжки, мины, наконец можно спать. По палаткам слышны чихи и кашель – людские легкие, несмотря на противопыльные намордники; все же наглотались за бурю всякой дряни и теперь активно-рефлекторно пытаются очиститься, отделяя сгустки грязной мокроты. Да уж, в таком климате дышите глубже и точно получите шахтерский силикоз. Муфлиха Шрек отослал спать к тягачам – там просто натянули тент между двумя трейлерами, получилось что-то вроде здоровой палатки. Водилы-тягачники спали в своих широких кабинах, остальные под тентами у машин. Ванька с Роджером наполовину залезли ногами под «Хаммер», а наполовину накрылись тентом. Спать было в общем-то удобно, имелись пенополиуритановые коврики, хоть легкие и тонкие, но достаточно мягкие и теплые. Однако чувство, что ты лежишь считай под открытым небом в чужой оккупированной стране сводило на нет походную романтику. Почему-то очень хотелось верить, что ночь опять будет без приключений – по идее партизаны должны в бурю дома сидеть, да и конвой стал в месте безлюдном… Спокойной ночи всем, кроме наблюдателей и караула. Затянутые масксетками «Хаммер» с пулеметами и открытая связная машина с гранатометом, казались совершенно одинокими, брошенными и беззащитными, хотя сейчас они стояли на своем посту как одна из единиц боевого охранения конвоя. Безоружный Ванька здесь был явно лишним, но идти спать к тягачам он не захотел.

Иван проснулся от резкого толчка в бок. Перед ним нависало лицо Шрека в очках ночного видения и в каске. В его руке была зажата рация; тревожно мигающая огоньками и истерично трещащая. Правда трещала рация тихо, на ночь командиры их засовывали в спальники и переводили на специальный «трещеточный» режим, как мобильники в кинотеатрах. За такое дело рации в шутку называли «вибраторами», по типу искусственных источников женских удовольствий. Однако сейчас трещание похоже означало весьма сомнительное удовольствие. Словно вторя радиосигналу тревоги, Шрек зашипел:

– Броник, каску и в машину. И чтоб там намертво прилип! Роджер, аларм (тревога). Полная боевая.

Ванька пулей вылетел из спальника, стал впопыхах искать ботинки. Роджеру легче, тот готовился к ночному караулу и посему решил спать обутым. Спальники скомкав закинули под сидения, швырнули на землю тент и сетку, мгновенно сняли гранатометы. Шрек поочередно выходил на связь с другими транспортными единицами, говорил шипящей скороговоркой, иногда тихим голосом срываясь на ругань. Его разговоры автоматически прерывались докладами наблюдательного поста и распоряжениями командира колонны. Одно ясно – засекли ночных «гостей». Впрочем ясно и другое – приказ никак не проявлять, что засекли.