Командировка

В лесу стояла гулкая, ни на что не похожая, хвойная тишина. Было сухо и твердо. Вбок, сразу от опушки, уходил скошенный, срезанный гигантским резцом Овраг, как котлован под высокое здание, но больше Ничего огромного не было вокруг: качался над нашими головами, шелестел листьями и ветвями роскошный русский лес, с хвоей на земле, с папоротниками, с травой, как тина. Последнее время что-то не выпадали дожди, и земля подсохла. Роса проблескивала на ней, как косметика на ресницах красавицы. Грибы любят тепло и сырость, и вряд ли можно было рассчитывать на богатый улов.

С полчаса мы брели впустую, лишь мухоморы торчали разноцветными огнями из травы и мхов, мухоморам числа не было: яркие, без крапинок, в нетронутой вызывающе-гордой красе стояли они повсюду.

Я сбивал им головы палкой, шел хмурый треск и стон от их гибели, но снова и снова возникали из травы мухоморные чудеса, рядами и поодиночке, высокие и наглые, - эх, эти бы грибки дй врагам нашим вместо боровиков.

Лелька взялась нюхать с любопытством красивые шляпки, и одну пожевала. Ей то ли понравилось, то ли из озорства, но она стала их есть, за что и получила от меня крепко по затылку, нырнула куда-то в кусты и завыла оттуда писклявым голосом от обиды, разочарования и жалости к себе. Я уж думал, что нашей взаимной симпатии конец, но собачка быстро вернулась, виляя коротким обрубком хвоста, и мы помирились, хотя, я знаю, непедагогично ласкать собаку сразу после трепки. Это вредно для ее маленького разума, она теряет ориентиры и перестает понимать, что к чему.

И тут мне попался темно-бурый масленок. Рос он жалостно одинокий на голом месте, на крохотной полянке и походил сверху на ложного опенка. Маслята - сочные, с нежно-желтым низом грибы. Прекрасные в засоле, да и жареные они отменны с картофелем и сметаной, либо так, сами по себе, приправленные лучком, и я ползал по поляне на коленях, надеясь отыскать еще. Лелька торкалась у меня под руками, лезла ко мне на спину, веселилась и юродствовала, все ей было нипочем.

Рядом маслят не обнаружилось, но теперь они стали попадаться чаще и чаще, время исчезло, я брел, как в забытьи, только ясно различал землю, и каждый листик на ней, и маленькие рыжеватые грибы.

И сыроежки попадались, сухие, ломкие, но без червей. Червь предпочитает благородные грибы.

В ведре осторожно покрывалось дно, а минуты текли, солнце вставало выше, лес помолодел и засветился, согрелись ноги в мокрых носках, теплый пар низко стлался над мхом. Печально, чисто и сонно было вокруг, прелесть!

Мои товарищи аукались где-то далеко, я им не отвечал. Надрывался, зовя Лельку, Георгий. Собака бегала к нему раза два, но упорно возвращалась ко мне.

И я уже любил ее мохнатую, озорную морду, ее внезапную привязанность. Неожиданно грибная тропа вывела меня на живого человека, древнюю старушку с кошелкой; я услышал Лелькино сиплое рычание, поднял глаза: старушка ковырялась в нескольких шагах, как и я, ничего не замечала, уткнулась носом в землю, ей недалеко было видеть, низенькая, сгорбленная - лет ста.

- Здравствуйте! - окликнул я.

- Здравствуй, сынок, - ответила она хриплым почти шепотом; приглядевшись, опасливо указала на Лельку: - Чтой-то, ишь зверюга какой страшенный.

Не кусит?

- Нет, это маленький щенок, - объяснил я, приблизившись и заглядывая в ее сумку. Там были такие грибы, какие я не брал: свинушки, молочники, гладыши - грибы для засола, говорят, они в засоле не уступают рыжикам и груздям, да только кто мне будет солить, некому, а сам я не умею.

- Не шибко сегодня грибы! - сказал я.

Старушка со скрипом распрямилась, а Лелька, пообвыкнув, подбиралась уже к ней с лаской: доверчивы к людям щенки.

- Да все же есть гриб, - ответила старушка с воодушевлением. - А много нам не очень надо...

- Вот-вот! Много не надо, - обрадовался я неизвестно чему, и мы расстались.

После долгого кружения и патологического, надрывного ауканья я встретился со своим другом Мишей Вороновым. На мой вопрос, где Гета и хозяин машины, Миша ничего не ответил, только с глуповатой гримасой махнул на верхушки деревьев. Мне даже показалось, он меня не совсем узнал. В корзине у него было полно страшных черных грибов, явно поганых, но с претензией на сыроежку.

- Ты заметил, - спросил он, продолжая беспокойно оглядываться, - как в лесу меняются голоса? Заметил, мы не говорим дома такими дикими голосами?

Тут так и тянет завопить что-нибудь визгливое, первобытное. Вот послушай! А-у-э-эй!

- Что у тебя в корзине, несчастный? Зачем? Это же поганки.

- Какая разница! - ответил Воронов и ушел от меня, пропал среди зарослей. Лелька побежала за ним, но вскоре вернулась, в зубах у нее светилась черная поганка, она притащила ее мне в подарок, своему новому другу, своровав из Мишкиной корзины; и это было благородно по-собачьи... Долго еще шатались мы с ней по лесу, голодные и оцепеневшие от летнего дня, шелеста листьев, висения паутины, запаха земляной сырости и еще многого такого, чему нет обозначения.