Командировка

Люська продолжала тараторить.

— А шляпку? Купила? — ляпнула она, невинно сложив губки бантиком.

Марина едва скрыла досаду. Сколько раз она себя бранила, что когда-то по глупости сболтнула Люське о самом сокровенном: о незнакомке, о шляпке и о том, что она когда-нибудь от них возьмет и укатит… Дело-то осталось за малым — купить шляпку! Только вот шляпка все никак не попадалась: то поля были не те, то розы какие-то блеклые, а то и вовсе не розы… И Марина всё не покупала, всё надеялась однажды найти ту, незнакомкину шляпу.

Заметив, что Марина замолчала, Люська опять затараторила:

— А хочешь я Ибрагима попрошу? Он тебе любую шляпу привезёт, ты только скажи какую! — Люська, загоревшись от собственной идеи, засуетилась. — А лучше нарисуй! Хочешь, я сама нарисую?! — Люська уже нырнула в сумку, нашла клочок бумаги и карандаш и теперь увлеченно водила карандашом по бумаге. Через пару минут несколько шляп, одна чуднее другой, были готовы.

— Выбирай! — толкнула она в бок Марину.

Марина ткнула в первую попавшуюся.

— И мне эта нравится! — вспыхнула от удовольствия Люська и принялась жирно обводить контуры шляпки.

За окном мелькали березы, над ухом всё ещё жужжала Люська, автобус выскочил на пригорок, Марина всё глядела в окно и даже не заметила хвост удаляющегося поезда…

Напарницы

Лизавета Николаевна встала спозаранку, но назвать себя жаворонком язык уже не поворачивался, какой там! Старость — не радость, всю ночь что спала, что не спала, а в пять утра хоть глаз коли. Всю свою жизнь старушка мечтала спать меньше, Наполеон, говорят, спал по четыре часа, потом влезал на своего Маренго и враз пол-Европы истаптывал, и что её три горы белья в сравнении с его походами?! Но теперь даже горы остались в прошлом, Лизавета Николаевна вела жизнь почти незаметную.

Не дала ей завянуть новая приятельница Евдокия Семеновна Косточкина. Женщины знали друг дружку не очень давно, лет пять как: схлестнулись по делам подъездным. С незапамятный времен Лизавета Николаевна занимала пост главной по подъезду, пост этот, надо сказать, её тяготил, требовал качеств, ей неприсущих: уверенности, напористости, решительности — так, чтоб тебе слово, а ты десять! Тебе в бровь, а ты в глаз! Лизавета Николаевна еле-еле тянула лямку, и только из уверенности, что больше некому: народ в доме сплошь занятой, таким не до лампочек в подъезде. Вскоре она начала выбиваться из сил, несколько раз слезно просила снять её с занимаемой должности, и тут, как по волшебству, нарисовалась Евдокия Семеновна, которая переехала к ним из Мытищ.

Лёд и пламень! Такова в двух словах была эта парочка. Евдокия Семеновна как-то разом выбила пять ведер краски, выкрасила в зелёненький цвет подъезд, вмиг приструнила шпану, и, кажется, даже подъездные кошки теперь не выходили на прогулку без её ведома. Лизавета Николаевна с облегчением выдохнула, но рано! Могло ли ей тогда прийти в голову, что в ведение Евдокии Семеновны попадут не только двенадцать этажей подъезда, холл, консьержка, два лифта и мусоропровод, но и она — собственной персоной. Евдокия Семеновна была из тех женщин, которые любили и умели брать на себя ответственность, в особенности если видели, что кто-то в этом нуждается. Лизавета Николаевна к такому повороту была не готова, но её никто и не спрашивал, ей осталось одно — довериться судьбе, как щепке, попавшей в пучину… Но какие бы испытания ни выпали на долю щепки, сейчас, после пяти лет знакомства, Лизавета Николаевна должна была признаться — именно с появлением Евдокии Семеновны у нее началась самая настоящая жизнь, а не откинутая через марлечку кашица, когда из развлечений остается только поход в поликлинику и выклянчивание пятого за год УЗИ.

***

Лизавета Николаевна натянула на макушку вязаную беретку, влезла в чистенькое пальтишко. Вообще, когда они шли на дело, Евдокия Семеновна требовала, чтобы подруга одевалась с особой тщательностью, важно было создать впечатление благонадежных, а не каких-нибудь сИрот, выкинутых детьми на улицу. Кстати, между старушками был также уговор: если заметут одну, другую за собой не тянуть. Одна должна остаться на воле — будет кому передачки носить, письма писать, всё не детей просить, у них и без того дел по горло. Лизавета Николаевна повесила на плечо маленькую сумочку с блестящим ремешком и двинулась в путь. Подруга жила этажом ниже, но старушки друг за другом не заходили и у подъезда не встречались, каждая следовала до места по своему маршруту.

Супермаркет «Продуктовый рай» находился в трех остановках от дома.