Дерен мотнул головой: зачем эрцогу Симелину вмешиваться в дела Оникса?
— Не веришь? — уточнил Линнервальд. — Мальчишка. Если бы ты сам мог наблюдать паутину…
Поняв, к чему он клонит, Дерен качнул головой.
Он уже сказал один раз: «Нет». Он не будет заниматься техниками, позволяющими «ходить по паутине». Не желает связываться с политикой и прочей дрянью!
Он возится здесь с наследницей Дома Оникса, потому что ему приказал капитан. Но никакой регент не может его заставить делать то, что он делать не хочет!
Линнервальд смотрел не мигая.
— Ты понимаешь, что подвергаешь опасности наследницу Дома Оникса!
— Тогда отправьте меня обратно на крейсер, — отрезал Дерен. — Но «паутиной» я заниматься не буду.
— Да ты просто не выйдешь отсюда, мальчишка!
Сила тяжести взметнулась волной, пытаясь раздавить человеческую букашку.
Это была иллюзия — у Дерена заныли виски, и голову стянуло как обручем. Сознание сопротивлялось.
Он усмехнулся и встретился с регентом таким же тяжёлым взглядом:
— Попробуй меня не пустить.
Глава 29. Дерен
Резиденция над Асконой — «Патти»
Не будь Дерен пилотом, он не знал бы, сколько прошло времени, пока они с Линнервальдом разгоняли ментальную тяжесть и играли «в давилку».
Однако у тех, кто проводит много времени в изменённом пространстве, особенное чутьё на секунды.
Когда попадаешь в безвременье зоны Метью, в голове словно само собой начинает тикать. 0:47 показывал Дерену внутренний счётчик времени, когда регент...
Нет, он не отвёл глаз, просто их выражение вдруг изменилось.
Линнервальд кивнул сам себе и спросил:
— Я знаю, что с Локьё ты знаком. Но видел ли ты эрцога Симелина лорда Эргота, главу Дома Ильмариина?
Дерен чуть наклонил голову, не отводя глаз. Да, он видел эрцога Симелина на Кьясне, на похоронах Тоо Йенкера, и после, на флагманском крейсере самого Локьё.
Симелин Эргот был главой Дома Зелёного камня равновесия сердца. Старый и хитрый жук. Это Дерен знал и без досье.
— Ты видел его силу? — уточнил Линнервальд. — Ну и чего ты тогда упёрся, мальчишка? Решил, что бессмертный?
— Я не хочу лезть в политику, — повторил Дерен.
— А как ты тогда собираешь защищаться? — нахмурился Линнервальд. — «Пресс» ты держишь хорошо, но этого слишком мало. Никто не станет давить на тебя в открытую. Опытный истник работает незаметно. Десятки мелких событий будут нанизываться одно на другое, пока вокруг тебя не разрушится всё. Даже если сам ты сумеешь вывернуться, ты слишком рискуешь жизнями тех, кто рядом. Тем более, что твои друзья находятся в открытом космосе на условно подвижном объекте.
Линнервальд продолжал пристально смотреть Дерену в глаза, и уловил блеснувший там интерес.
— Сядь, — сказал он. — Давай поговорим как взрослые люди.
Дерену очень хотелось ответить: «Я же мальчишка, я не могу говорить с тобой как взрослый».
Но он сдержался. Шагнул на круглую платформу, висящую над залом для медитаций, и сел в кресло.
В самом деле: ну, что за глупость — мериться силой? И к тому же ему было действительно интересно про космос.
Суть мира в том, что он необыкновенно многогранен. И Дерену ещё никогда не приходилось рассматривать проблему вселенских мировых связей в таком ракурсе: земля и космос.
Он уже замечал, что какие-то приёмы и техники лучше даются ему на земле, а какие-то — в невесомости. А была ещё и «медитация изменённого пространства». Самая опасная из форм самонаблюдения.
Ведь медитация дает только иллюзию, что ты наблюдаешь мир. На самом деле ты наблюдаешь отражение мира в себе. И потому Дерен, прибыв в усадьбу леди Антарайн и присмотревшись к её порядкам, не испытывал к аристократии ничего, кроме умеренного отвращения.
Чтобы наблюдать в себе мир вселенских причин и связей — сначала надо было развить себя. Свою восприимчивость и глубину. Иначе что толку в зеркале, если оно мутное и бугристое.
Что могли увидеть в паутине связей такие как Дисталь, кроме собственной искажённой натуры?
Мир аристократов был кривым зеркалом и слишком много о себе мнил.
— А оружие врага ты, значит, не собираешься изучать? — спросил Линнервальд, внимательно наблюдавший за ним.
Дерен и сам умел читать мысли по теням эмоций на лице. Особенно если в это же время задавал правильные вопросы.
Он улыбнулся и закрыл глаза, не желая, чтобы к нему лезли в душу. Воспользовался правом слабого.
Линнервальд рассмеялся.
— Мальчик... Паутина — это не обязательно игра в политику, — пояснил он. — Это оперирование любыми предметами и субъектами на уровне причин их появления, взаимодействия, конструкции и деструкции. Сложное и ответственное. Система власти в Содружестве всего лишь такова, какую в данный момент времени могут принять его люди. Не те несколько десятков тысяч, кто способен идти по своим дорогам, а миллиарды самых простых и слабых. Мы бережём созданный нами образ реального и постепенно подтягиваем к нему людей.