Командировка [litres]

— Ах, Ваня, Ваня… Кто много обещает своему народу, тот плохо кончает. Видел я сон — а сны у меня вещие, — завод, кузнечный цех, и какой-то монах, весь в черном, заказывает выковать ему крючья, на какие подвешивают говяжьи туши. Я спрашиваю: сколько надо? А он мне: сколько мэров, столько и крючьев. Я его прошу: тогда заказывайте на один меньше. Я буду с вами, в вашем монастыре. А он как схватит меня за грудки — и оторвал от земли. Рука у него узкая, трехпалая. С такими недоразвитыми руками обычно рисуют инопланетян. «Вот я с тебя и начну», — говорит и волокет меня в какой-то манеж. А там по стенам, по всему периметру, уже ввинчены эти самые крючья. Я кричу: «Не надо!» — «Ну, тогда мы тебя бросим в сортир», — говорит монах. Я обрадовался, уже не кричу, а слезно умоляю: «Лучше в сортир!» Меня в сортир он и сбросил. А там — запах омерзительный. И как из этого дерьма ваш Гурин делает пойло? Тут я и проснулся. Чувствую: сердце вот-вот выскочит из груди. Себя успокаиваю: да это же сон!.. А запах-то омерзительный остался.

— В штаны наложил, что ли?

— Представь себе… да. С вечера под коньячок увлекся шашлычками…и маслятами. Перестарался…

Уже не как мэру, а как пациенту, Иван Григорьевич посоветовал:

— На ночь выпивкой и закуской не нагружайся.

Мэр согласно кивнул, как он мог кивать своим дойным подбородком. В оправдание сказал:

— Кто я… маленький номенклатурный прыщ. Ты скажи, какой президент не нагружается?

— Но ты же не президент? — весело заметил Иван Григорьевич.

— И слава богу. А президентам, думаешь, не снятся кошмары? Их тоже — во сне, конечно, — на крючья надевают. И в сортир бросают. Но они, Ваня, разве в этом признаются? В детстве мне нянечка говорила, кто сны свои утаивает, тот мало живет. Потому президенты при дворах своих астрологов держат. А это не от беспечной жизни.

— А кто тебе не дает?

— Мне, Ваня, достаточно одного Вити Кувалды. Он лучше любого астролога сны разгадывает.

— Тогда пусть мой разгадает, — тут же предложил Иван Григорьевич. — Снилось: кто-то вызволил моего экспедитора и привез в больницу. И все это произошло молча. Как в немом кино… К чему это, когда снится молчание?

Глаза мэра под красными веками сузились. Как у кота, которого погладили по шерстке.

— Такой сон и я разгадаю: кто любит молчать, тот любит себя. Хорошо, когда приятный сон становится прекрасной явью. Но хорошие сны снятся только счастливчикам… А тебе не снилось, что меня вызывали в Киев на ковер? И там строго предупредили, но прежде спросили, как ты посмел допустить, что в твоем городе исчезают наши новые друзья?

— Такой сон, Славко, не приснится. Ты действительно побывал в Киеве. А вот мне еще снилось, что наши, так сказать, новые друзья под покровом особой секретности строят дрожжевый завод. Зачем?

— Этот сон, Ваня, я не разгадаю. Вторгаться в чужую алхимию нам никто не позволит. Мне только известно, что среди строителей есть ученые. Чем они занимаются, даже аллах не ведает. В Киеве намекнули прозрачно, чтоб мы туда свой нос не совали.

— Жаль.

— Ничего, Ваня. Если что-то заподозрил, от меня не таись. В городе пока что мы хозяева.

Глава 51

Весна долго не подступала: днем солнце нагревало воздух до семи градусов, ночью льдом покрывались лужи и в них (настолько стал чистым воздух!) четко отражалась летящая на север комета Хикутаки, открытая японским астрономом. Она висела почти в зените и ее длинный конусообразный хвост заставлял прохожих приостанавливаться, наводить на мысль: будет война, мировая, перед большими войнами небо обязательно посылает знак — или затмение солнца или комету.

Киевское радио утешало: эта комета уже пролетала над Украиной четыреста лет назад. Тогда еще не родился Богдан Хмельницкий, и запорожские казаки, найдя на Хортице обширную поляну, где был вытоптан снег, смотрели в весеннее звездное небо, сокрушенно чесали выбритые затылки или же жевали жесткие, как конский хвост, седеющие «оселедцы», спрашивали друг друга:

— А що цэ воно такэ?

Отвечали неопределенно:

— А бис його знае… Мабудь, якась христианська душа из Туреччины тикае.

Говорили так, а может, и не совсем так, но наверняка не воспринимали как грозное предостережение: как ходили на дубках в проклятую Туреччнну, так и продолжали ходить, как грабили бусурманов, потому что они бусурманы, так и продолжали грабить.

Но если наши предки грабили чужих, то современники грабили своих. Уже не проходило ни одной ночи, чтоб на проспекте Симона Петлюры, или на проспекте Степана Бендеры, или на площади профессора Грушевского, портретом которого обещали украсить украинскую гривню, не раздавались крики о помощи. Случалось, крик внезапно обрывался. Так обрывается визг попавшей на бойню свиньи, когда боец загоняет ей под переднюю левую ногу еще горячий от крови предыдущей свиньи остро отточенный нож. А над несчастными летела комета, поражая умы удивительной красотой редкостного небесного явления…