Командировка [litres]

— Когда он сообщил?

— Утром.

— И ты не смогла мне позвонить?

— Я думала, какое принять решение.

— И какое же приняла?

— Заберем из больницы Ивана Григорьевича. Ночью.

— Ночью? Сегодня же! Сейчас!

По пути в больницу Анастасия Карповна говорила:

— Я так и не знаю, откуда приехал Иван Григорьевич.

Михаил бросил быстрый взгляд на тетку:

— А я — знаю… Мне намекнули.

— Кто?

— Отец твоего старого воздыхателя.

— Тарас Онуфриевич?

— Да.

— И где же все эти годы пропадал Иван Григорьевич? Он не из ведомства Тараса Онуфриевича?

— Вроде да.

— Значит, у Ивана Григорьевича здесь какое-то дело. А какое? Он тебе не говорил?

— Ты лучше у него спроси… Если еще не поздно.

Иван Григорьевич удивился, когда в неурочное время в палате появились желанные посетители. Больной смотрел телевизор и, как заметила Анастасия Карповна, он был чем-то взволнован.

— Ваня, собирайся. Уезжаем, — заговорила торопливо.

На всякий случай Михаил усилил громкость телевизора. По первому каналу шла передача из Киева. Столица — уже входило в традицию — извергала веселье: чубатые хлопцы отплясывали «венгерку». Передавали концерт, посвященный дню украинского работника радио, телевидения и почтовой связи.

Когда внезапные посетители вихрем ворвались в палату, за ними следом прибежала санитарка Глаша. Она была навеселе, но заговорила внятно:

— Ваш родич, Анастасия Карповна, опять наприглашал бог знает кого. И его обратно обокрали. Так что завтра принесите ему зубную щетку и мыло. — И тут же в адрес мелочных ворюг: — Шпана проклятая. Нет на них атомной бомбы…

— Ладно, ладно, Глашенька, бомба будет потом. — Анастасия Карповна чуть ли не силой выпроводила санитарку. Та хоть и пьяненькая, сообразила, зачем эти гости в поздний час. Через минуту в палате уже был главврач.

— Вы что — забираете больного?

— Забираем, Рувим Тулович. Так что выписывайте…

— Но позвольте…

— Не позволим, Рувим Тулович, — отозвался Михаил. — Вы же видите, больной уже не больной.

Главврач пытался было уговаривать. Зачем такая спешка? Завтра соберем консилиум…

Но Анастасия Карповна была непреклонной:

— У нас на Украине в таких случаях говорят: покы сонцэ зийдэ, роса очи выисть.

Рувим Тулович проводил больного до машины, а когда вернулся, в палате уже не было телевизора. Телевизор предстояло вернуть в мэрию.

Главврач долго молча смотрел на опустевшую тумбочку. Его большие черные библейские глаза под седыми сросшимися бровями ничего не выражали, кроме изумления. Изумительная страна! Изумительный народ!

Глава 19

Жизнь, как езда в автомобиле. Когда все узлы отрегулированы, водитель, сидя за рулем, испытывает блаженство: он стремительно преодолевает пространство и экономит время. Но когда двигатель пошел вразнос, катастрофа неминуема. Автомобиль еще мчится, а над водителем уже висит ангел смерти, дышит в затылок.

Когда-то и Рувим Тулович Паперный испытывал блаженство, руководя жизнерадостным и дружным больничным коллективом. Потом в стране началась перестройка. По примеру металлургического завода больницу, как и все учреждения города, перевели на самоокупаемость, включая школы и пожарные команды.

Директора школ ввели плату за обучение — и сразу учеников наполовину стало меньше, зато вторая половина раскошеливалась, точнее, раскошеливались состоятельные родители. А в пожарных командах ввели гонорар: по вызову пожарные не выезжают, пока не договорятся об оплате. И горе тому погорельцу, который начнет торговаться! Пожарным спешить некуда — горит не свое. В Прикордонном стало правилом: тушат, когда уже тушить нечего.

Больница тоже перешла на платное лечение, исключение составили инвалиды войны и труда, чернобыльцы и афганцы. С инвалидами лежачими технология отработана четко: из палаты — в морг, из морга — на кладбище. Беспокойство задают ходячие, они-то и рыскают по чужим палатам. Среди них самые энергичные — афганцы, им не уступают чернобыльцы. На больничную койку многие из них попадают после поножовщины, почти всегда по пьянке. А пьющему, как известно, пить и в больнице хочется.

Уже который год деньги в Прикордонном добывают самовыносом: кто где работает, оттуда и несет. Но давно работы нет — выносят по инерции. По-прежнему из потушенных домен выковыривали огнеупорный кирпич. Из дальних стран за ним уже не приезжали, потому что и в сопредельных европейских странах стало ездить опасно. Зато зачастили прибалты: вчерашние братья России работали на Швецию. Доменную арматуру охотно брали поляки. Удивлялись прикордонцы: а как же через таможню? Прибалтийские гости отвечали уверенно, как бывало когда-то отвечали на зачетах по технике безопасности:

— Пусть это вас не колышет.

Но все, что творилось в больнице, все еще колыхало Рувима Туловича. В семь вечера он собрал медперсонал, объявил розыск пропавшего телевизора.

Одни говорили: будем обыскивать афганцев. Они там привыкли… Другие говорили, как бы защищая афганцев: там была война. Кругом чужие. У чужого брать сам бог велел.

— Не берут они у своих. Мы же их лечим.

— Верно, мы их лечим, — говорили третьи. — Своих грабить не будут.

— Тогда будем искать у чернобыльцев.