Командировка [litres]

В точно обусловленное время Михаил зарулил на стоянку «Автосервиса». Здесь работал директором его товарищ Андрей Колеса. В полку, где они служили, над Андреем вечно подтрунивали сослуживцы. Предметом подтрунивания была его необычная фамилия, при этом тут же обязательно называли фамилию московского журналиста Владимира Поихало. «Вы с ним не родственники случайно? Не из одного хутора?» — задавали идиотские вопросы. Он с достоинством отвечал: «Мой родич, профессор Колеса, кстати, бывший хуторянин, еще до Второй мировой войны преподавал в Венском свободном славянском университете. Истинным славянам об этом университете следовало бы знать».

Теперь на Андрея работала фамилия. Она стала своего рода рекламой для его «Автосервиса»: если машину ремонтировать, то пусть это делает Андрей Колеса, чем какой-нибудь Оверко Батиг.

Директор встретил Михаила вопросом:

— Письмо привез?

— Обязательно.

— Тогда я звоню.

Не успели наговориться и выпить по чашечке кофе, как отец Артемий на своем подержаном «опель-рекорде» въехал на площадку обслуживания иномарок. Пока хлопцы Андрея занимались «опелем», товарищи договорились, где предстоит встретиться с проповедником и о чем с ним толковать.

— Сын мой, — сказал отец Артемий, обращаясь к Михаилу. — Я, к моему стыду, в английском не силен. В академии, о коей тебе ведомо, меня натаскивали на военной терминологии. Моим предметом была спецпропаганда: как сочинить воззвание к солдату противника, этому слепому оружию в руках агрессивных милитаристских кругов, о чем поведать в листовке, обращенной к угнетенному населению противника, а вот как вести светскую беседу со служителем чужого культа, не было даже намека.

— Ну, вот что, Артем, извиняюсь, отец Артемий, тебе, отче, представляется возможность получить практикум на религиозную тематику, — напомнил Михаил и мечтательно заметил: — Настанет время, будет Америка в нашем нынешнем положении, мы тебя пошлем в Штаты читать проповеди о величии православия. Так что осваивай американский английский.

Друзья благословили отца Артемия, и он на добросовестно обслуженном «опеле» направился в готиницу «Сiч». Он был в темно-коричневой рясе, на груди — тяжелый серебреный крест, в черных шевровых сапожках, на могучей копне волос пышная шапка из редкостного котика.

В вестибюле гостиницы плотный щекастый охранник в униформе омоновца, не вылезая из глубокого мягкого кресла, подал голос:

— Вам чего, батюшко?

Отец Артемий сурово взглянул на охранника: таких объевшихся и ленивых он в армии обычно отправлял в хозвзвод, где грозный старшина Левада, земляк великого Гоголя, учил их уму-разуму.

— Не чего, а кого, — внушительно поправил щекастого охранника. — Это, во-первых. А во— вторых, сын мой непутевый, когда перед тобою старшие, к тому же приближенные к богу, встают и здороваются первыми.

Охранник нехотя поднялся, поправил на груди милицейский автомат. Но тут подбежал дежурный администратор, маленький, смуглый, как индус, армянин, улыбчиво заговорил:

— У нас тут проживают иностранцы. Господа.

— Вот мне один господин иностранец и нужен, — пробасил отец Артемий.

— Кто именно?

— Проповедник Эдвард Смит. Мой коллега.

— Пожалуйста, пожалуйста. Второй этаж. Номер теплый. Окнами на юг. Только для почетных. Я вас провожу.

Поднялись по ковровой дорожке на второй этаж. Администратор постучал в дверь четырнадцатой комнаты:

— Ваше преосвященство, к вам гость. — И удалился.

«Величает как генерала», — с усмешкой подумал отец Артемий.

«Преосвященство» был в сером шотландском свитере, в синей в белую полоску спортивной шапочке. Какой он из себя Эдвард Смит, рассказывал Михаил: высокий, но чуть пониже отца Артемия, волосы короткие, светлые, глаза темно-синие, нос прямой, лицо продолговатое со здоровой кожей, на левой руке массивный перстень с изображением ангела в молитвенной позе.

Словесный портрет совпадал с человеком в шотландском свитере.

— Мистер Смит? Здравствуйте, — по-светски поздоровался отец Артемий. — Я с поручением от вашего друга. — И достал из широкого рукава письмо.

Эдвард только взглянул на почерк, сразу узнал.

— Рад познакомиться с православным священнослужителем, — пожал руку, показал на кресло: — Садитесь, пожалуйста. Как вас величают ваши прихожане?

— Отец Артемий. Я служитель Николаевского прихода, — сказал по-английски и по взгляду Смита заметил, что произношение далеко не безупречное.

— Будем говорить по-русски, — предложил тот и стал расхваливать страну и его богопослушный народ. Потом пожаловался на жестокую украинскую зиму. В Соединенных Штатах, сказал он, такие зимы выпадают редко.