Командировка [litres]

Иван Григрьевич уже был знаком с некоторыми его изделиями, и у него сложилось мнение, что этот изобретатель легкого ракетного оружия по таланту не уступает ружейнику Калашникову. Кумулятивная граната Забудского была испытана еще во Вьетнаме. Но сейчас, когда ему что-либо заказывали, он помогал только арабам. Его любовь к арабам была безмерной. И последнее изобретение — «Комарик» — реактивное ружье для ведения ближнего боя в закрытых помещениях, он тоже им передал, но, будучи хронически голодным, один экземпляр «Комарика», собранный собственными руками, продал какой-то кавказской фирме. Фирме нужен был «Комарик» для вскрытия сейфов — замки выжигать.

Кавказцы заплатили щедро, но Женя деньги выкрал и накупил наркотиков.

— Война у меня с Женькой, — признался Анатолий Зосимович. — Или я его убью, или он меня. Взорву его, сволочугу…

Наверное, так и случится. Наркоманов на учет уже не берут — нечем лечить да и врачей не хватает. Начальник городской милиции полковник Козюберда, недавно похоронивший жену, которую зарезал наркоман из-за пары золотых сережек, приказал своим подчиненым отстреливать наркоманов, не заводя на них уголовных дел.

Почти каждую ночь кто-либо из преданных хлопцев — обычно один без помощников и свидетелей — сажал в «уазик» пойманного наркомана, увозил за город в заброшенную каменоломню, и там душил его по-бандитски — удавкой. Труп сбрасывал в шурф, предоставив работу крысиным зубам. Место глухое, безлюдное. Шурф, заросший терновником, отпугивал зияющей пропастью.

В милицию поступали заявления о пропавших наркоманах. Милиция отвечала бодро: «Не волнуйтесь, граждане. Хлопец, быть может, уехал на заработки. Если через год не вернется, подадим на розыск. А может, из него его же дружки котлет наделали и торгуют в каком-нибудь “Казацком бистро”. Так что сами поспрашивайте. У милиции и без них забот хватает».

Анатолий Зосимович втайне надеялся, что и Женя загадочно исчезнет, и тогда в семье, за исключением матери, вздохнут свободно.

— Женя с вами живет?

— А куда ему? Кому он такой нужен? Хотел податься в Югославию в наемники, — не взяли. У него уже руки трясутся. Какой из него снайпер?

— Он Игоря не обижает?

— Нет Игоря, — угрюмо произнес Анатолий Зосимович.

— Опять в интернате?

— Если бы… Тут вербовщик околачивался. Записал его в юношескую футбольную команду. Увез команду то ли в Италию, то ли в Испанию. Никто не ведает куда. Поговаривают, что мальчишек пустили под нож. Продают по частям отдельные органы. Мы же теперь для Европы — материал.

— А Надежда Петровна об этом знает?

— Что вы! Я молчу. Она и без Игоря за сердце хватается.

— А кто он, этот вербовщик?

— Какой-то чуваш. Фамилия русская — Степанов. У меня есть его фотокарточка. Его случайно сфотографировал наш сосед.

— Покажите.

Забудский достал с полки толстую книгу — «Технология спецметаллов», нашел в ней фотокарточку.

— У вас она одна?

— Есть негатив.

— Тогда я возьму ее с собой.

— Берите, если пригодится…

— Попытаюсь разыскать Игоря,

— Вряд ли у вас что получится. Уже некоторые родители обращались в ООН, к российскому президенту, к американскому.

— Ну и что?

— Молчат, сволочи.

Анатолий Зосимович вернул книгу на полку, справился о цели визита:

— У вас ко мне дело?

— К Надежде Петровне, — сказал Михаил. — Иван Григорьевич создает фирму — лабораторию по проверке качества продуктов питания. Ему нужны сотрудники, в частности опытные лаборанты. Более того, специалисты по микробиологии.

— Тогда берите и меня, — взбодрился Анатолий Зосимович. — Я все равно сижу дома, прозябаю. Я же наладчик… Ребята, умираю без дела.

Михаил просительно взглянул на Ивана Григорьевича:

— А что? За инженера Забудского я поручусь.

Владелец фирмы смутился:

— А как же ваше… «пропью»?

Инженер взмолился:

— Иван Григорьевич! Если дело стоящее… да с вами…

— Хорошо. Считайте, что вы с Надеждой Петровной наши сотрудники.

Глава 37

Наставник, готовивший Ивана Коваля к нелегальной работе в Соединенных Штатах, любил повторять: «Цель, умноженная на силу воли и остроту ума, снимает усталость».

В свои шестьдесят два года он еще не ощущал усталости, но по возвращении в Прикордонный, в свой родной город, ощутил. И какую усталость! Невыносимую, как острую саднящую боль, он ее почувствовал после той ночи, когда его, занятого мыслями о спасении человека, раздевали грабители на холодном осеннем ветру. Размышляя о случившемся, он с гневом думал о том, что к своим землякам спешил из-за окаена, чтоб не дать им погибнуть, а они…

А что они? Грабителей интересовал не он, седой пенсионер, ударившийся в благородство, их интересовала куртка «аляска», меховые ботинки — вещи, которые меняются на водку. Грабители могли его легко зарезать, но не зарезали. Пожалели старика? Вряд ли. Потом до него дошло: не зарезали не из благородных побуждений, а всего-навсего, чтоб не кровенить одежду, иначе пришлось бы «аляску» отдавать за бесценок.

В то утро, вернувшись на квартиру, он лег на диван и вслух себя спросил:

— Неужели я больше никому не нужен? Не нужны ни сила воли, ни острота моего ума? Все это ни к чему, если нет достойной цели.