Командировка на дуэль

Ну, ладно еще, если бы газовая блокада касалась только руководителя автобазы — все-таки он отдавал распоряжение и подписывал злополучное письмо. Или старшего экономиста — он сигнализировал о простоях из-за нехватки емкостей. Конечно, при всем желании и тут невозможно узреть намек на законность, но в этом хоть была бы своя логика.

Однако глава здешнего горгаза твердо решил не останавливаться на полпути. Заправщики и шоферы, ремонтники и счетоводы, словом, все, кто имел несчастье работать на автобазе, были отторгнуты от голубого пламени. И уже через неделю по шуму ветхозаветных примусов, по дыму костров, разведенных в садах, можно было безошибочно определить:

— Здесь живет работник базы номер тридцать четыре!

И все чаще люди с базы стучались по утрам к соседям:

— Чайку не разрешите вскипятить? Поверите ли, уже неделю, как без горячего.

— Пожалуйста, ставьте!.. А начальству ихнему не пробовали жаловаться?

— Отчего же, пробовали. Только нам отвечают: в свете, мол, стоящих перед горгазом актуальных задач по повышению уровня... Спасибо, уже закипело!..

Письмо, которое прислали в редакцию рабочие и служащие автобазы № 34 из г. Навои, показывает, что на душе у коллектива накипело изрядно. Потому что и начальник горгаза, и главный инженер непреклонно соблюдают обет, данный ими на страх автомобилистам. Но я думаю, что после этого фельетона они смилостивятся над автобазой. Или, наоборот, автобаза пожалеет своих сотрудников в ущерб своим автомобилям. И этот вопрос можно будет считать исчерпанным.

Одно лишь меня беспокоит: вдруг решительность газовщиков из Навои будет сочтена достойной подражания? А этот фельетон — вызывающим поведением? Знаете, пока жалобу напишешь, пока ее разберут, пока то да се... А у нас дома на завтра блинчики намечены...

СЕМЕЙНОЕ ДЕЛО

Вот оно, письмо, взывающее к справедливости. И вот его фабула.

Пишет житель города Балабанова Калужской области Александр Иванович Трунов, но, поверьте, я ни за что не стал бы раскрывать его имени, если бы он сам на этом не настаивал.

О себе Александр Иванович сообщает, что трудится он старательно, никогда ни в чем предосудительном замечен не был, а вот поди ж ты — стал преступником. По милости, как он не без иронии замечает, железнодорожной милиции в г. Мичуринске Тамбовской области.

Что же заставило мичуринскую милицию прибегнуть к такой серьезной мере, как задержание пассажира? Отчего товарищеский суд в г. Балабанове оштрафовал безукоризненного производственника на пять рублей?

Да так, пустяк. Мелочь быта.

«После свадьбы я был на станции, купил билеты на поезд. При подходе поезда к станции, он стоял пятнадцать минут, жена куда-то ушла. Поезду скоро отправляться, а жены нет и нет. И когда она шла к вагону, я ее обругал нецензурными словами, за что и был задержан в милиции».

Так излагает сам Трунов этот зряшный, с его точки зрения, эпизод. И хотя упирает он на то, что оскорбил не чью-то постороннюю жену, а свою собственную, хотя попрекает милицию в игнорировании этого решающего для определения степени виновности обстоятельства — давайте пройдем мимо. Давайте уточним для себя лишь один момент, на котором впредь и сфокусируемся: что возвращались Труновы со свадьбы, но что свадьба эта была — не их.

Ибо воображение мое отказывается рисовать такую картину: белоснежная фата, черный жениховский костюм-тройка, шепот, легкое дыханье, сладостное предвкушение свадебного путешествия — и «обругал нецензурными словами». Нет, так не бывает!

Ну, а если после свадьбы уже минул добрый десяток лет? Если дети — уже и не совсем дети? Если девичьи атласные ланиты бывшей невесты там-сям помечены штрихами неумолимых морщин? Если как-то потихоньку забылись и кажутся уже манерными и выспренними самые употребительные прежде слова «Я тебя люблю»?

Мда, тут уж воображение не столь бессильно...

Как же это получается? С какого момента невероятное становится отчасти вероятным?

...Жила-была в нашем подъезде девочка, девушка, девица, невеста. Может, она и сама не замечала, но нам со стороны отчетливо видно было, как ступенька за ступенькой перешагивала она этапы взросления. Платье девушки выглядело явно аккуратнее, чем у девочки, прическа девицы — изобретательнее, чем у девушки, а уж невеста... Честное слово, она была столь прелестна, что обожание жениха казалось естественным, как плеск волны.

Потом она стала матерью, и за всеми материнскими хлопотами, трудными и желанными, как-то незаметно упростилась и разрушилась изысканная прежде прическа. Ну да ладно, бог с нею, с прической! Но потом и платье стало не таким опрятным, как у девушки. А потом стала она выходить в коридор в халате — ах, не слишком свежим был этот халат и не вполне был ей к лицу. Да и само лицо нуждалось... Впрочем, это уже чисто женский вопрос, в котором я не чувствую себя знатоком. Но поверьте и неопытному взгляду — в чем-то этот недавно прелестный лик нуждался.