Командировка на дуэль

Я искренне полагал, что положительные ответы на эти простые вопросы свидетельствуют о чем угодно — о скромной эрудиции или просто скромности, — но только не о злостном консерватизме. Мне казалось, что до тех пор, пока существуют тети, племянниково «здрасьте» является неподвластной бегу времени нормой, и мытая шея — не насилие над личностью, а осознанная гигиеническая необходимость.

Но, оказывается, я заблуждался. Тетям, равно как и дедушкам, бабушкам и всем прочим «прапра», сколько их ни сохранилось, положено говорить «привет». Что же касается чистых шей, то их сейчас просто не носят. Чистые шеи годятся только под белоснежную рубашку, а юноша в белой рубашке будет выглядеть в своей компании белой вороной.Так, во всяком случае, объяснил мне в электричке один молодой человек, отъезжавший в турпоход с такой внешностью, с какой можно было бы разве что приезжать обратно.

Я не желаю приписывать моему попутчику биологически вредную страсть к антисанитарии. Мне кажется, что он смирился с неприятными телесными ощущениями ради духовного, так сказать, полета. Ради того, чтобы воочию продемонстрировать свое пренебрежение к устоявшимся условностям. Устоявшимся до него и, следовательно, без него. Ему кажется, что мятый ворот и нечесаная грива возвышают его как личность над массой замшелых ретроградов, весь авторитет которых — в тщательной отутюженности формы. А вот снять бы с них мундир!..

Что ж, попробуем снять.

Вы видели, дорогой читатель, морских офицеров? Вы видели блеск кортиков, золотое мерцание нашивок, благородную белизну летних кителей? Внушительно, не правда ли? Сплав традиций и современности, красоты и строгости. Невольно создается впечатление: сам по себе внешний вид внушает доверие, излучает авторитет. И кажется, что стоит лишь приблизиться к вам, даже сугубо штатской личности, такому мундиру — и руки сами вытянутся по швам, голосовые связки вкупе с легкими издадут оглушительное «Есть!», а ноги понесут кудато вверх, на фокбрамстеньгу.

Однако впечатление это обманчиво, ибо авторитет создается совсем другим и совсем в другой обстановке. Авторитет капитана крупного научно-исследовательского судна нисколько не страдает оттого, что он командует суперсовременным кораблем в трусах.

Понимаю, тут приличествовало бы употребить интригующее многоточие и написать так: «командует... в трусах». Ну, чтобы хоть как-то подчеркнуть неожиданность странной информации. Но мне не хочется прибегать к наивным ухищрениям, потому что трусы и полотенце на шее — это не прихоть, а нормальная, утвержденная надлежащими приказами форма — конечно, для плавания в соответствующих широтах.

Итак, представьте себе капитанский мостик — просторное помещение, стен которого не видно из-за приборов. Представьте себе трех молодых и моложавых людей, почти ровесников, больше всего напоминающих курортников на сочинском пляже. Но негромкие слова одного из «курортников» воспринимаются другими с такой четкостью и готовностью, что понимаешь: никакой мундир не сумел бы придать этим приказам больше весомости и авторитетности.

Конечно, истинную современность взаимоотношений этих людей я вижу отнюдь не в том, что капитан и его подчиненные стоят рядом в том одинаково экономичном облачении, которое век назад могло бы довести чванливого, упоенного своими эполетами дворянчика до нервного сдвига. И даже не во внешнем демократизме обстановки — демократизма в сухопутном его понимании на океанском корабле нет и быть не может. Я вижу эту истинную современность в том, что не внешние атрибуты, не блеск отсутствующего мундира, не видимость, а сущность личности, ее превосходящие знания и опыт обеспечивают сознательную беспрекословность всех членов коллектива. Я вижу современность в том, что капитан и без мундира ни на миг не перестает быть истинным капитаном.

Один наблюдательный острослов заметил, что все мы сейчас ходим в маскарадных костюмах XXII века. Не знаю, сохранится ли спустя два столетия прелестная тяга к новогодним костюмированным балам, но если сохранится, не перейдя в разряд искореняемых пережитков, то нынешние изделия передового швейного предприятия «Большевичка» будут не менее экстравагантны, чем драгунское великолепие на сегодняшнем балу в каком-нибудь автодорожном или строительном ПТУ.

Но если не внешние черточки, не заповедная нетронутость шеи и не лихие замашки определяют искомое «шагание в ногу», то что? И есть ли она вообще, настоящая современность, миф это или реальность?

Каждое время имеет свои, только ему присущие проблемы, и наш отрезок на первый взгляд ничем в этом смысле не отличается. Но для нас, для ныне живущих, это отличие носит решающий характер: прошлое мы можем изучать, будущее — предвидеть, и лишь настоящее нам дано изменять. Кратко говоря, современник — это участник. Но, конечно, участие может быть разным: один, к примеру, создает для окружающих проблемы, другой решает их.

В научно-исследовательской лаборатории одного из свердловских институтов мне довелось разбирать трудовой конфликт. Уволили молодого оператора, а он пожаловался в редакцию и в суд.