Командировка на химию

– …тебе жильё положено, – докончил за него кадровик. – Да, положено. У нас много чего положено. На бумаге. Но жилья нет. И вообще забудь, что тебе в училище говорили. Там много чего говорят. Пока поживёшь в гостинице, а потом выделим койко-место в общежитии. Хотя и с этим тяжело.

А потом всё завертелось, как в калейдоскопе. Его посылали из одного кабинета в другой, третий, где он подписывал какие-то бумаги, много раз расписывался за инструктажи и всевозможные приказы, смысл которых не доходил до его сознания. Некоторые приказы были изданы ещё на заре авиации, но к немалому удивлению Клёнова ещё действовали. Так он узнал, что согласно статуса командиру эскадрильи положен… служебный конь и шашка. Ни того, ни другого, конечно, ни у кого не было.

На третий день его определили в эскадрилью.

– Командир там хреновый, – коротко пояснил Георгию знакомый ещё по училищу, закончивший его годом раньше, пилот. – Нудный и мелочный, а что случится – никогда не поможет. И всякими зачётами замучит. Да сам узнаешь.

Но Клёнову повезло. Нудный командир сам бегал вместе с ним сдавать зачёты по разным кабинетам. То есть зачёты-то сдавал он, а командир просто ускорял дело и следил, чтобы его не отфутболивали разомлевшие от июльской жары и лени специалисты, а заодно,чтобы не придирались по мелочам и не отправляли на второй круг. Короче, ускорял события. Ларчик открывался просто: не хватало вторых пилотов, и производственный план был под угрозой срыва.

– Работы много сейчас, – пояснил ему тот же знакомый. – Многие экипажи продлённую месячную норму отлетали, а до конца месяца почти две недели. Так что тебя быстро в дело введут. Это зимой некоторые по два месяца зачёты сдают.

Так и вышло. Уже на второй день все зачёты были сданы, а ближе к вечеру командир эскадрильи Глотов проверил его технику пилотирования по прибытию в подразделение. Наутро представил его командиру экипажа Михаилу Зубареву, который уже неделю, как вышел из отпуска и томился от безделья из-за отсутствия второго пилота. Тот отрешённо посмотрел на новичка и воскликнул:

– Да вы кого мне даёте? Это же ещё курсант! Его учить и учить надо. Ты в химии разбираешься? – повернулся к Клёнову. – Документы умеешь оформлять? Нет? Я так и знал! Как же с ним работать? Дайте мне старичка, а этого, – кивнул на Георгия, – обкатайте в рейсовых полётах. Сами знаете, трудно с такими парнями на химии. Да и ему трудно будет привыкать.

– Так бы и сделал, будь у меня вторые пилоты, но их нет, – сказал Глотов и развёл руками и даже завертел головой, заглядывая за двери и стоящий в кабинете шкаф, словно там могли прятаться так нужные ему лётчики. – Нет, и больше в этом году не будет. От хорошей жизни, что ли даём тебе не обкатанного второго? Да ты не волнуйся, научишь. Опыт у тебя громадный. Да и командир звена поможет. Если будут затруднения – ко мне обращайся, к заместителю. Всегда поможем.

– Да знаю я вашу помощь! – махнул рукой Зубарев. – Эх, система, чёрт её возьми!

Потом Клёнов понял, что слово «система» было в авиации нарицательным, и им Зубарев клеймил самую крупную компанию мира под названием «Аэрофлот». Уже вечером их поставили в план на вылет.

На следующий день они сели в отвратительно пахнущий самолёт и взяли курс на юг. Пилотировал Зубарев. В кресле второго пилота восседал командир звена Алексей Манилов. В проходе кабины на струбцине для стопорения рулей, положив её между креслами лётчиков, устроился техник Зародов. Едва самолёт набрал высоту, все трое закурили.

Гошке в кабине места не было, и он устроился в фюзеляже среди каких-то ящиков, шлангов, коробок и прочего хлама в изобилии валявшегося около полуторатонного бака для химикатов, из открытого люка которого несло невообразимой вонью. Почти три часа полёта были для него пыткой. Он пытался сдерживать дыхание, но воздуха лёгким не хватало, и Георгий был вынужден делать глубокий вдох полной грудью, явственно ощущая, как в него проникает пропитанный ядом химикатов воздух.

К концу третьего часа Зубарев повёл самолёт на снижение и начал закладывать крутые виражи над какой-то деревней, едва не задевая концами крыльев телевизионные антенны. Затем на бреющем полёте самолёт ушёл в сторону какого-то поля и, сделав круг для осмотра, приземлился на нём. Они вышли из самолёта. Оседала густая пыль, поднятая струёй от винта. Жара – за тридцать, полный штиль. В кабине – за сорок. Кругом была степь с чахлыми признаками растительности. Ничего абсолютно, похожего на аэродром в понимании Клёнова тут не было. Всюду невыносимо смердящий запах химикатов. Да куда это они сели? Что здесь такое?

Он отошёл подальше от самолёта и всей грудью втянул воздух, чтобы провентилировать лёгкие. Но почему здесь, на чистом воздухе такой же смердящий запах? Откуда? Или это ему кажется? Он ещё раз сделал глубокий вдох. Нет, то же зловоние.

– Принюхиваешься, товарищ второй пилот?

Гошка повернулся на голос. Перед ним стоял голый по пояс весь блестевший от пота техник.

– Ого! – воскликнул он. – Что-то неважно выглядишь. Как самочувствие?

В ответ Клёнов только плечами пожал.