Командировка на химию

– Эта …ная карта пятидесятого года выпуска! Разве по ней определишься? – определился по поводу карты командир звена и бросил её под сиденье.

Молча пролетели ещё минуту. Каждый понимал, что ещё несколько минут промедления, и они не смогут безопасно приземлиться на незнакомой местности. Внизу могло быть что угодно. Можно, конечно, набрать высоту и летать до утра, но уже не хватит горючего.

– Приготовиться! Подбираем площадку и садимся в поле. Но ведь где-то же рядом этот чёртов «Красный Октябрь», – принял решение Манилов.

– Под нами какой-то полевой стан промелькнул, – сказал Зубарев, – надо рядом с ним садиться.

– Полевой стан? Посадочная площадка в «Октябре» как раз у полевого стана. Большое дерево там не заметил неподалёку?

– Темно уже! Кажется, что-то было.

– Разворачиваемся!

Встали в круг на высоте сто метров. Манилов взял управление на себя, довернул самолёт, чтобы лучше разглядеть, что там, внизу.

– Снижаемся! – тряхнул он слегка штурвал, показывая, что отдаёт управление снова Зубареву. – Будем садиться. Кажется здесь.

Наметили ориентир для захода, прибрали газ и пошли на снижение. Клёнов стоял в проходе кабины, напряжённо всматриваясь вперёд. Зародов сидел в фюзеляже на раскладушке. Оба понимали, что безопасность посадки сейчас полностью зависит от этих двух людей, сидящих в кабине.

– Посадочный курс не помнишь? – спросил Зубарев.

– Нет, помню, что в южном направлении, где-то 160-200 градусов. Ещё ниже!

Вышли на предполагаемый посадочный курс, снизились.

– Держать по радиовысотомеру пять метров! Фары включить!

Секунд десять шли на пятиметровой высоте. На счастье высотомер работал безупречно. До рези в глазах всматривались в снопы света посадочных фар, с бешеной скоростью скользящих по земле.

– Кажется чисто, ям нет.

– Кажется… запомни курс, заходим на посадку.

Ушли вверх от земли, чтобы выполнить заход. С этой высоты земля уже не просматривалась, и развороты делали по приборам.

– Контролируй, я по приборам держу, – предупредил Зубарев.

– Третий разворот! – командовал Манилов. – Четвёртый! Крен, держи крен. На посадочном. Снижаемся! Высота – пятьдесят! Закрылки – полностью! Винт – на малый шаг! Фары включить!

Самолёт, сбавляя скорость, круто пошёл вниз.

– Ничего, сядем, – неизвестно, кого успокоил Манилов.

– Сядем вместе! – подтвердил Зубарев, вспомнив известную фразу из одноимённого кинофильма.

– Высота десять, пять! Выравниваем!

Толчок. Приземлились, побежали по земле, гася скорость.

«Кажется, сели, – подумал Клёнов. – Молодцы! Ночью, на незнакомом месте».

И только он так подумал, как Манилов заорал:

– Впереди какая-то железяка! – и тут же уточнил: – Борона… твою мать!

– А-а, чёрт! – прорычал Зубарев, до упора надавив левую педаль. – Держись!..

Самолёт резко покатился влево. Со страшным грохотом брякнулась на пол двухсотлитровая бочка с маслом. Зародов слетел с раскладушки и закувыркался вместе с бочкой, беспорядочно махая руками. Раскладушка упала на него сверху и накрыла, словно шатром.

– Падаем? – в ужасе заорал он.

В свете фар успели заметить, что борона (по закону пакости ещё и вверх зубьями) прошла в полуметре от колеса. Самолёт, продолжая терять скорость, описывал кривую. Теперь Зубарев до упора дал правую ногу, пытаясь удержать направление, но момент сил был уже таков, что торможение стало бесполезным. Возник так называемый неуправляемый разворот. Жутко скрипя тормозами и накренившись на правое крыло почти до земли, самолёт продолжал катиться влево, постепенно уменьшая радиус кривизны, отчего увеличивалась боковая перегрузка. Всё, что было не закреплено в грузовом отсеке, кувыркаясь, полетело к правому борту вместе с Зародовым.

– Тормоза, тормоза отпусти! – заорал Манилов, молниеносно схватил красный рычаг останова двигателя и рванул на себя.

Но Зубарев тоже понял бесперспективность торможения и отпустил рули. Оставалось ждать, ляжет или нет самолёт на правое крыло? Если ляжет – поломки не избежать. Да и шасси неизвестно как выдержит столь большие боковые нагрузки.

Почти потеряв скорость, многотонная машина завертелась на месте, словно собака, пытавшаяся укусить собственный хвост. Двигатель уже остановился, но инерция ещё была, и самолёт продолжал вращательное движение. Потом внизу и сзади что-то загрохотало и они остановились. Сразу наступила тишина, только было слышно, как со змеиным шипением выходил из тормозной системы воздух, да тонко гудели на огромных оборотах преобразователи горизонтов.

Зубарев, обливаясь потом, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, словно собираясь поспать. Манилов ещё сжимал пальцами рычаг остановки двигателя. Взгляд его был устремлён куда-то вперёд сквозь стекло кабины, словно он пытался там кого-то загипнотизировать. Клёнов потирал шишку на голове. В мощных лучах не выключенных фар оседали клубы пыли. Тонко гудели не выключенные преобразователи авиагоризонтов.

С проклятиями, сбросив с себя раскладушку, встал на ноги Зародов, и, дико озираясь, спросил:

– Мужики, мы где? Уже сели? За что чуть не убили-то? Самолёт не сломали?