Штимер, не целясь, нажал курок и мощный длинноствольный лазерник послушно выплюнул очередь. Два разряда прошли мимо, вспоров стену над головой ойкнувшего Петра, но один, самый первый, точно и чисто отрезал левую кисть Философа прямо по линии манжета. В глазах Философа мелькнуло удивление, некоторое сомнение… Редкие, не успевшие растаять снежинки застыли в воздухе. Капли, перестав отсчитывать секунды, замерли на полпути к луже. Звуки исчезли. Философ изумленно смотрел на перерубленную руку. Крови не было. Кисть медленно, как падающая скала, накренилась вперед. А потом Биллингу показалось, что его стукнули по голове, сильно, прямо в темечко. Сквозь разноцветные вспышки в накатившей следом темноте он ясно увидел знакомую стойку с мерцающими бокалами и бармена, небрежно подпирающего ее спиной. Бармен исподлобья и как-то недоверчиво смотрел ему прямо в глаза и вдруг улыбнулся широко и, как юноша, беззаботно.
Философ лежал лицом вниз, и изморозь поблескивала в его волосах. Рядом валялась розовая и совершенно целая кисть левой руки. Пальцы на ней больше не шевелились. Биллинг, не вставая с кресла, попробовал осмотреться. Голова громко гудела, но это было неважно. Он чувствовал, как медленно и блаженно спадает напряжение, словно дальнобойщик, который стиснув зубы, много часов подряд несся в глайдере по ультраскоростной трассе, пока, наконец, не свернул на боковое шоссе и теперь, выключив форсаж, постепенно сбрасывает скорость. Странные мысли, безумные прозрения и откровенные глюки тускнели и, надо надеяться, отправлялись на свое место – в смутные глубины подсознания. Биллинг ощущал блаженную легкость, но вертеть головой, а тем более туловищем было выше сил. Потихоньку скосив глаза, он обнаружил на полу Штимера. Свернувшись калачиком, обхватив голову и, что еще больше напугало Биллинга, выронив пистолет из рук, есаул неподвижно лежал около стола.
– Штим, – с трудом шевеля распухшей губой, проскрипел Биллинг.
– Итак, добро восторжествовало! – в голосе уцелевшего джана звучала вернувшаяся уверенность. – Полагаю, в моем присутствии более никто не нуждается. Я ухожу, но этот прискорбный инцидент навсегда останется в моей памяти. Пожалуй, никогда я не видел средоточие хаоса так близко.
С этими словами Элимон склонился над телом Философа. Легко перевернув его на спину, он выудил из нагрудного кармана ультрамариновый пенал и неторопливо направился к выходу. Биллинг с бессильной яростью смотрел вслед удаляющейся фигуре.
– А что это вы наши камни воруете?!
Джан бросил через плечо взгляд на вскочившего Петра.
– Ты хочешь остановить меня? – ехидно осведомился он. – Наверное, ты – мастер по боевым искусствам. Или нет?
– Я не мастер, – согласился Петр и спокойно разрядил шокер в спину уже шагнувшего было в пролом джана, – но на курок нажимать умею.
Джан как подкошенный рухнул на пол и скрючился так, будто пытался собрать всего себя в одну точку. Из коридора совсем близко раздались шаги, и Петр еле успел выдернуть ультрамариновый пенал из сведенных судорогой пальцев Элимона, когда на пороге возник одетый в камуфляж с бриллиантовыми эполетами командор Первого уровня. Биллинг моментально узнал его по далеко выдающемуся вперед подбородку.
– Всем стоять, – негромко распорядился командор. Петр застыл по стойке «смирно», вытянув руки по швам. Биллинг и не думал шевелиться, Ольга, что-то тихо пробормотавшая за спиной, по всей видимости, тоже.
– Однако! – протянул командор, разглядывая пробоину в стене и полдесятка неподвижных тел на полу. – Здесь неплохо повеселились. Который тут Брскотгроссхам’цар?
– Вот, – Петр махнул шокером в сторону лежащего ничком Философа, – и рука его.
– Вы имеете разрешение на ношение оружия на борту? – хмуро осведомился командор. Он неторопливо шагнул в каюту, из-за его спины выглядывала небольшая толпа помощников.
– Конечно!
– В таком случае уберите подальше. Врачам обследовать находящихся в каюте. В первую очередь этого! – командор присел на корточки рядом с телом Философа. – И реанимировать, черт бы его побрал.
В отличие от санитаров, оба врача, прибывшие в свите командора, оказались людьми. Действовали они, не в пример роботам, быстро и не особо церемонясь. Санитары только тихо кудахтали у них за спиной.
– Реанимация невозможна, – сообщил один из них, обследовав Философа, – мозг разрушен.
– Интересный поворот, – проворчал командор. Он флегматично подобрал с пола отрубленную кисть руки и положил на покрытую изморозью грудь Философа, – и холодильника не надо, но его дружкам это точно не понравится. Все равно тащите тело к шлюзу. Что с остальными?
– Есть еще два фатальных трупа, – доложили врачи через минуту, – из остальных двоим требуется медицинская помощь в стационаре, но непосредственной угрозы жизни и здоровью нет.
– Еще как есть, – возразил командор, – скоро его приятели из всех тут решето сделают.