Командировочные расходы

Биллинг безрадостно усмехнулся – то, что он так старался выкинуть из головы – настоящее обличье нашей Вселенной, чуть мелькнувшее в круге вывернутого луча, представало теперь со спокойной очевидностью факта. Мир со всем его величием и богатством оказался кривым, морщинистым пузырем, скользящим куда-то по бесконечной плоскости, точнее не самим пузырем, а его раздувшейся, полной изъянов поверхностью. Один из таких изъянов – провалившийся глубоко внутрь, похожий на след циклопического лезвия шрам выглядел особенно неприятно. В глубине его отчетливо просвечивала белым истончившаяся оболочка слепров, но, что самое нехорошее, шрам жил какой-то своей хищной жизнью! Сквозь клубящееся багровое марево Биллинг смутно различал движущиеся вдали контуры других пузырей, но упорно пытался вернуться назад, к тому, что выглядело как обычная, хоть и сильно скособоченная человеческая фигура. Философ! Он и есть лезвие мира. Слепры, те самые – цвета парного молока, бьют из него сплошным, сокрушительным потоком…

Сфокусированный на сознании Философа древний механизм Шара, постепенно разгоняясь, как вышедший из-под контроля допотопный ядерный реактор, выдавал все больше абсолютной Власти в единицу времени. Встроенные мудрыми лохами многочисленные уровни защиты приказали долго жить, и теперь уже все без исключения мысли Философа немедленно реализовывались, калеча не только его самого, но и окружающее пространство. И главная опасность была уже не в Философе. Сам Шар, потерявший внутреннюю целость, ослабевший от рвущейся сквозь него Силы, представлял куда большую угрозу. Одна неосторожная мысль – и он взорвется мириадами брызг, быстро и необратимо превращая все разумные и полуразумные существа Вселенной в сброд безумных демиургов. Каждый, кто способен осознать себя, отличить «я» от «не я», обретет внезапную и сокрушительную, как вспышка сверхновой, Власть. И тогда вот оно – неограниченное искажение, другая реальность и всеобщий Кракен. Настанет время чудес. Любые случайные мысли с неудержимостью катастрофы примутся менять мир вокруг себя. Начнет сбываться несбыточное. Наивные мечты и ночные кошмары заполнят горизонт… и, разумеется, этот фейерверк продлится недолго. Вселенная попросту лопнет, разлетевшись бессмысленным мертвым дымом, или схлопнется в точку сингулярности…

Конечно, мир погибнет не навсегда и когда-нибудь вновь возникнет в виде новенького и может быть более симпатичного пузыря. Чуть погодя, по космическим меркам, родятся и расцветут новые цивилизации. А пока можно напоследок послушать, как звонко падают капли в большую, натекшую на пол лужу.

Громкий, поставленный голос диктора рывком вернул Биллинга к нормальному восприятию окружающего мира:

– Господин Леонид Рог Брскотгроссхам’цар, командир люкслайнера «Лотос» убедительно просит вас пройти к резервному шлюзу, расположенному на Северной стороне Второго пассажирского яруса. Персонал судна готов обеспечить вам наиболее удобный и быстрый переход.

– Ага, похоже – зовут. Мудрые луниты откликнулись на просьбу моих помощников, – Философ, неторопливо поднявшись на ноги, всем корпусом повернулся к Стайн. – Итак, пришло время выбора. Вы отправляетесь со мной в качестве биографа, секретаря и веселой подружки, или остаетесь здесь, к моему искреннему сожалению, навсегда?

– Пожалуй, останусь.

– Что ж, как говорится, жизнь манит нас тысячью ожиданий, из которых почти ни одно не исполняется. А исполненные ожидания почти всегда приносят разочарования, потому что только ожидаемая радость есть радость истинная[25]. Прощайте. Меня действительно не радуют лишние трупы, но согласитесь, я был слишком откровенен. Есаул, у тебя последняя возможность пострелять. Итак?

Штимер, поигрывая тяжелым стволом, тоже поднялся. Прищурившись, он окинул взглядом врага, расставил зачем-то пошире ноги и плавно поднял пистолет.

Биллинг понял, что время для размышлений кончилось. Оружие само по себе бессильно. Лазерный удар безвредно утонет в этой, все еще похожей на человеческую, но уже сильно скособоченной фигуре. В любой самой мимолетной мысли Философа сейчас больше силы, чем во всех двигателях всех люкслайнеров мира.

– Давай, – Философ, усмехнувшись, медленно развел руки, словно собираясь обнять всех присутствующих, – но мы оба знаем, что меня убить невозможно.

– Возможно, – будто издалека услышал Биллинг собственный голос, – если срезать левую руку ровно по манжету – он умрет. Навсегда.