Командировочные расходы

– Часть плана, связанная с проносом креофитов на борт «Лотоса», разрабатывалась Просветленным, – заторопился джан. – Невозможно было заранее точно определить момент, когда местные власти начнут проверять на крео-фон входящих пассажиров. Поэтому атташе категорически отказался лично заносить креофиты на борт. Решено было использовать курьеров, незаконно провозящих турберы. Просветленный, по роду службы, мог это устроить. То, что курьером окажутся миэмки, никто не знал, однако это не имело существенного значения. В любом случае они считали, что провозят только турберы. После старта мы должны были встретиться здесь на борту и обменять контейнеры, в данном случае дудки охолуев, на некоторое количество денежных знаков…

– Стоп, стоп, стоп! – замотал головой Штимер. – Ничего ни разу не сходится. Во-первых, чересчур сложно: стрелок сбрасывает груз атташе, атташе – миэмкам, миэмки – вам, и вы еще взрываете стрелка и вдобавок еще турберы тащите. Во-вторых, при таком раскладе нет вам никакого резона этому атташе платить, как не было резона и стрелка убивать.

– Атташе не должен был встречаться с миэмками, – возразил джан. – Он должен был просто занести камни в охолуйную лавку.

– Тем более. Еще и лавка!

– И я сомневаюсь, – вставил Биллинг, – чтоб миэмки хоть что-нибудь вам отдали за любые деньги.

– План был сложен, но вполне исполним, – ровный голос джана чуть дрогнул, – на назначенную в местном казино встречу с миэмками пошел бы не я, а брат. Что касается атташе, то, к сожалению, он не вполне доверял нам – скрывал точные координаты сброса креофитов и, кроме того, собирался запечатать груз в специальный детонирующий пенал, шифр от которого сообщил бы только после окончания расчетов.

– Ни черта не отдал бы он никому эти камушки, ни в пенале, ни без пенала, – заявил Штимер, – нипочем бы не отдал, пока свое не получил. Сам бы на борт пронес и потом условия ставил.

– Мы допускали этот вариант, – неожиданно легко согласился джан, – в таком случае брату не было нужды встречаться с миэмками, поскольку реальная цена их турберов примерно соответствовала плате, которую они должны были получить якобы только за транспортировку, и эти деньги пригодились бы для расчетов с атташе. Возможно, сам атташе предполагал радикальное изменение условий сделки, однако его бы ждало разочарование. В любом случае он поступил по-другому. Он не понес камни на борт и не отнес их в лавку, вместо этого он явился к дому Просветленного и отдал их ему прямо в руки. Таким образом он поставил под удар не только исход операции, но и безопасность Просветленного, уже доказавшего свою полезность. Тем не менее Просветленному удалось обеспечить доставку креофитов на «Лотос».

– Так, Гро – Просветленный? – Штимер поглядел на неподвижно лежащее тело. – Шустрый, однако, был паренек.

– Да, – сдержанно кивнул джан, – этот человек стал Просветленным.

– Но не единственным, – хмуро подсказал Биллинг, – далеко не единственным.

– Да, многие всем сердцем чувствуют правду, которую мы несем…

– Бла, бла, бла… и так далее, – усмехнулся Философ, – проще говоря, у них очень внушительная агентура. А этот атташе, он меня испугался. Я все время наблюдал за этими друзьями, особо не вмешивался – только своего оперативника предупредил о мине в байке. А так – ничему не мешал. На самом деле я и атташе не хотел пугать. Это само собой получилось. С момента сброса я не выпускал камней из виду, но, как уже рассказывал уважаемому есаулу, само наблюдение не доставляет хлопот, но стоит захотеть рассмотреть что-то почетче, меня замечают. Иногда это приводит к нежелательным последствиям, – Философ поправил грязную повязку на лице, – в данном случае атташе, заметив меня, ударился в панику.

– Что ж твой оперативник стрелка не предупредил? Без трупов никак? – ехидно осведомился Штимер.

– Стрелок и есть мой оперативник, – пожал плечами Философ, – достаточно ценный и перспективный, с собственной бригадой и хорошим прикрытием. Уверен, что он в порядке. Ты, есаул, упорно считаешь меня злодеем, но те, кто знаком со мной чуть лучше, знают, что я делаю добро.

– Ага, стремишься к добру, весь такой благородный, а убийство – это так, пустяки.

– О великодушии и благородстве пусть болтают жулики да мечтатели. Когда доходит до дела, все они находят тысячу отговорок. Это все штампы, есаул. Вот я, живя в соответствии с разумом, делаю доступное добро обдуманно, по зрелом размышлении и, следовательно, не испытываю необходимости в великодушии, сочувствии или благородстве[23]. Это понятно?