Читаем Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика) полностью

Круто развернувшись над аэродромом, соединяемся в пару. Курс — к румынскому побережью, в надежде на то, что там погода лучше.

Долгий полет над бескрайним бушующим морем. У побережья снижаемся до двухсот метров. Море, и правда, здесь гораздо спокойнее — два-три балла. Идем [238] в видимости противника, просматривая прибрежные коммуникации.

Плавсредств нет.

Возвращаемся на большой высоте, чтобы избежать болтанки, изматывающей экипаж. В штаб полка едем молча: сказывается усталость. Да и настроение не ахти. Прибавили к своим летным биографиям по одному боевому вылету, а толку?

— Не надоели тебе пустые полеты? — первым нарушает молчание Дима.

— А что делать?

Бабий с минуту молчит.

— Севастопольские бухты... — мечтательно произносит, решившись.

Только теперь понимаю, что думал об этом и сам.

— Там горы, Дима, — напоминаю. Будто возможно о них забыть. Где там успеть набрать высоту после низкой торпедной атаки?

— Посоветуемся с комэском, Дима...

Чумичев понял нас с полуслова. С сомнением покачал головой. Но тоже, похоже, не первый день думал об этом.

— Посоветуюсь с командиром полка, — решил в свою очередь. — Пока изучайте карты, ищите подходы. Может быть, что и выйдет... Кстати, Минаков, не пора ли вашему экипажу овладеть эрэсами?

Почему — кстати?

— Мы готовы. Зачеты по теории сданы, можно приступить к практическим пускам.

— А знаете, для чего это нужно?

— Бить фашистов! — Что еще скажешь.

— В общем правильно, — согласился комэск. — А в частности — для обеспечения тех же торпедных атак. Эрэсами будем подавлять огонь зениток и топить корабли охранения. Завтра с утра седлайте самолет, оборудованный подвесками под реактивные снаряды. Разрешаю [239] сделать тренировочный полет. После четырех холостых заходов произведете практический пуск двух снарядов по щиту...

* * *

Перед тем как забраться в кабину, обвожу взглядом полированные головки нового грозного оружия: «Не подведите». Снаряды с одушевленной уверенностью смотрят с крыльевых реек: «За нас не волнуйся, сработаем, если пошлешь в цель».

В воздухе удивляюсь спокойной деловитости штурмана: обретает парень свой почерк.

— Правый разворот, курс сто восемьдесят, удаление...

С шестисот метров ввожу самолет в крутое планирование, прицеливаюсь, произвожу имитацию пуска. Выполнив четыре тренировочных захода, делаю разворот на боевой.

Внизу по-весеннему синее море, кабину заливает яркий солнечный свет. Лишь отдельные белые облачка млеют у горизонта. Но любоваться долгожданной весной некогда: я на боевом курсе. Новое оружие нацеливается и выпускается самим летчиком.

— Цель уверенно держится в перекрестии, — сообщаю штурману для самоконтроля.

— Порядок! — подтверждает Володя.

Нажимаю на кнопку. Самолет вздрагивает, словно с разбегу наткнулся на невидимое препятствие. Слева возникает огненная стрела, за ней — хвост... Впечатление такое, будто самолет остановился и мимо него пронеслась комета. Мгновение — и она уже неразличима...

Ищу разрыв. Недолет! Вспоминаю: в последний момент щит пополз вверх от перекрестия прицела. Остановить движение руки не успел, понадеялся — сойдет. Нет, тут обмануть можно только себя, точность — как при стрельбе из винтовки.

Захожу еще раз, мобилизую все свое терпение.

Снаряд рвется у самого щита. [240]

— Это уже кое-что, командир! — констатирует Володя.

Да, снайпером сразу не станешь.

— Будем считать, начало есть, — подытожил комэск, выслушав мой подробный доклад. — В свободное время продолжайте тренироваться, пока не отработаете все элементы до автоматизма.

26 марта с утра заступили на дежурство две пары низких торпедоносцев — экипажи Саликова и Лобанова, Бабия и мой. Ведущий группы — Саликов. Пятнадцатиминутная готовность. Взлетать по сигналу с самолета-разведчика — он с раннего утра обшаривает морские коммуникации.

Флагманский штурман группы капитан Аглотков уточнил детали возможного вылета, убедился в подготовленности экипажей.

Отличный штурман Федор Николаевич Аглотков. И обаятельный человек. Неизменно спокойный, скромный. Под стать своему командиру. В который уж раз мне приходится удивляться подобному сходству — в экипажах, воюющих с первых дней. Вот и эти...

Не раз приходилось им вместе смотреть в глаза смерти. Прилетали с заданий на сплошном «решете», на одном моторе... Как-то в сорок втором Николай Александрович Саликов чудом дотянул до своего аэродрома и тем самым спас жизнь истекающему кровью штурману...

Приказание на вылет поступило только в полдень. Танкер в охранении четырех сторожевых катеров и двух самолетов обнаружен на траверзе Евпатории.

Впереди длительный полет. Чтобы прежде времени не утомить себя пилотированием машин в плотном строю, немного растянулись. Впереди Саликов с Лобановым, метрах в ста от них — наша пара. В машине тишина: каждый думает о предстоящем бое. Приказываю стрелкам проверить пулеметы; в ответ — четкий звук коротких очередей. [241]

— Внимательно следите за воздухом! Патрулирующие самолеты могут встретить нас на подходе.

— Есть, командир!

Крымский берег обходим вне видимости.

— По расчету, пролетаем траверз Херсонесского маяка, — докладывает Володя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии