Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика)

В тот же день шесть часов пробыл в воздухе экипаж Лобанова, ведя разведку у берегов Румынии. Из-за сложных метеоусловий маршрут полностью пройти не удалось, и опытнейший разведчик, по своему обыкновению, решил использовать оставшееся время для «свободной охоты». В районе мыса Тарханкут обнаружил две самоходные баржи, шедшие курсом на Севастополь. Три захода, три стены заградительного огня, три пары эрэсов по цели. Два попадания. Самолет также получил серьезные повреждения: отбита концевая часть лопасти винта, пробоины в правой плоскости, вмятина на площадке балки для подвески реактивных снарядов...

Но счет явно в пользу Лобанова. Не любит он возвращаться с пустыми руками домой.

* * *

25 ноября. Нашему экипажу задание: произвести воздушную разведку портов Феодосия, Ялта, Балаклава. Набираем высоту, берем курс на Крым. Погода не радует. [41] Через однообразную пелену облаков, растянувшуюся до горизонта, изредка пробивается жиденький луч и тут же гаснет в мглистой хмури. Внизу богатырская пашня — море не утихает, несмотря на умеренный ветер. Раскачало...

Высота пять тысяч метров. Летим над кромкой облаков, затем пробиваем ее. Феодосия. Бухта плотно накрыта туманом, виден только порт. Противовоздушная оборона противника также лишена видимости.

Разворачиваемся к морю и вдоль побережья летим к Ялте. За десять минут до цели входим в облака. Строго выдерживаю курс, заданную скорость.

Команда штурмана:

— Снижение! Впереди в пяти километрах Ялта!

Плавно теряю высоту, выхожу из облаков. Видимость есть. Небольшой доворот, курс для фотографирования. Выполняем плановую фотосъемку. В порту, кроме трех шхун, ничего нет. Зенитная артиллерия огонь не открывает, — видимо, наше появление оказалось неожиданным. Благополучно ухожу в море.

Тот же маневр повторяю над Балаклавой. В порту плавсредств нет. Разворачиваюсь на обратный курс и со снижением направляюсь на свой аэродром.

Произведенная нами аэрофотосъемка порта Феодосия еще раз подтвердила: противник форсирует ремонт транспорта «Ташкент».

* * *

В кровопролитных боях, предприняв контрудар, наши войска нанесли значительные потери 17-й армии противника и вынудили ее вновь перейти к обороне на туапсинском направлении. Перед 5-м гвардейским авиаполком была поставлена задача организовать дальнюю воздушную разведку коммуникаций и портов Черного и Азовского морей с целью своевременного выявления попыток врага доставить войска и оружие в этот район. В силе оставалась и прежняя боевая задача — не допустить [42] набегов вражеских торпедных катеров на наши корабли и суда, действий подводных лодок у побережья.

Периодически самолеты полка привлекались и к разведке мест базирования авиации гитлеровцев на прибрежных аэродромах.

Самолеты Ил-4, обладая высокими летно-тактическими характеристиками, давали возможность в течение короткого срока обследовать значительные участки поверхности моря, немедленно сообщать подробные сведения об обстановке в заданном районе и обнаруженных целях, а во многих случаях и принимать экстренные меры к срыву замыслов противника: вылетающие на разведку машины вооружались бомбами и реактивными снарядами.

Дальний разведчик Евгений Лобанов

— Как, Женя, по-твоему, что больше мужества требует — штурмовка колонн и скоплений, бомбоудар по объектам или же торпедирование кораблей?

Лобанов — отзывчивый человек. Мягкий и дружелюбный. Но на подначку его не возьмешь. Разве что на наивность. С расчетом, что побоится обидеть, тем более — новичка. А мимо ушей пропустить вопрос ему воспитание не позволит.

С минуту раздумывает, глядя в небо.

— Не все ж перечислил, — цедит сквозь зубы, покусывая травинку.

— Ну, о разведке тебя...

— Что — ну?

В том и дело. Лобанов — «глаза полка», признанный мастер дальней воздушной разведки, но трепаться о ней не любит. Словно удачу боится сглазить — подслушают его там, где-то за тысячу километров, где формируются вражеские конвои и замышляются неожиданные налеты на наши базы и корабли. [43]

— «О любви не говори...» — призываю на помощь строку довоенной песенки.

Женька вздыхает. Я тоже. Не о любви к дальней разведке, конечно. Или касается и разведки это одной своей стороной? Уж больно красив он, летчик Евгений Лобанов! Не говоря — за штурвалом, а вот и так. Раскинулся среди поля на бесприютной осенней полыни — от подвигов отдыхающий богатырь. Полы реглана раскинуты — черные крылья, — грудь круто выгнута, ветер шевелит густой темно-русый чуб. Взгляд в небо — недвижный и чуть нездешний, будто в тоске по частичке души, где-то забытой в неведомых далях.

— Я, что ль, ее выбирал...

Ясно, она его, а за что? Летчик отменный, может и остальное все лучше многих, но как в разведку, так первым — его. Украдкой оглядываю грудь его, плечи.

— Ребята у меня молодцы, — угадывает он мои мысли.

— Ну, у них все же нагрузка...

В досаде сдвигает брови. Летчик с плаката, ни дать ни взять. Только вот этого и не хватало, этой вот складки между бровей. Ишь, как тут и была! Ни на минуту, должно быть, не сходит с лица во всех его многочасовых полетах...