Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика)

— Ну вот, Минаков, ты и растерял-си, — весело рассмеялся комэск, кстати вспомнив слова из известного фильма. — Вполне серьезно! Решили мы вас всем экипажем отправить в дом отдыха в Хосту. Не возражаете? После Нового года, с 3 января. Отдохнете там две недельки. [81] А потом уж подумаем, удвоить вам боевую нагрузку или утроить. Договорились? Воюете вы по-гвардейски. Так и держать!

Смущенно поблагодарив командира, я поспешил к ребятам, поделиться необычайной новостью. Приятно быть Дедом Морозом, тем более фронтовым...

Вылетов в тот вечер не было. В столовой по-праздничному накрыли столы. Первым взял слово майор Аркадий Ефимович Забежанский. Коротко обрисовал обстановку на фронтах, рассказал об успехах наших войск под Сталинградом. Командир полка подвел итоги боевых действий части за истекший год.

Тостов, понятно, было немного. Но сколько было — все от души. Пожелали друг другу в новом году каждую бомбу, торпеду, ракету направлять точно в цель, еще беспощадней громить ненавистных фашистов...

Для меня минувший год был особенно памятным. В сорок втором я попал на фронт, меня приняли в партию. Вручили первую награду — орден Красного Знамени, присвоили звание лейтенанта, я стал гвардейцем. Набрал личный счет — шестьдесят два боевых вылета...

Вспомнил старых друзей, с которыми начинал фронтовой свой путь и которых теперь здесь не было. Дима Никитин, скромный, застенчивый паренек с русым чубом, который никак ему не удавалось запрятать под фуражку, — отважный штурман, вернейший товарищ в бою... Светлоглазый весельчак Алеша Лубенец, с виноватой улыбкой в день расставания... Озабоченно-деловитый, серьезный не по годам техник Ваня Варваричев, латавший-перелатавший нашу заколдованную «семерку»...

Дима учится где-то в тылу и, конечно, мечтает о фронте. Может, встретимся, вместе еще полетаем, как понадеялись при прощании. Иван и Алеша остались в тридцать шестом...

Вспомнил Новый год перед войной, в родном доме в Минводах. Это был первый мой командирский отпуск. [82]

И последний, как оказалось. Вот бы где побывать сейчас! Вместо дома-то отдыха в Хосте. Хоть на денечек, далеко ли до Минвод. Мать, отец там, Тамара, с которой в тот памятный отпуск условились встретиться будущим летом, чтобы не разлучаться уже до конца жизни...

«До тебя мне дойти нелегко...»

Родные Минводы еще оставались под тяжкой пятой врага...

Из биографии доктора Челушкина

1 января наш экипаж заступил на дежурство — пятнадцатиминутная готовность к вылету на воздушную разведку. Накануне я, видимо, простудился, да как-то странно: затек левый глаз. В обычное время на стоянке дежурных самолетов появилась санитарная машина: начальник нашего базового лазарета капитан Челушкин был человеком пунктуальным и медицинское обеспечение полетов осуществлял, как правило, лично сам.

Душевный, общительный человек и бывалый: еще в тридцать девятом, окончив военно-медицинскую академию в Ленинграде, возглавлял полевой госпиталь на войне с белофиннами.

Наметанный взгляд его сразу остановился на мне.

— Что с глазом, Минаков?

— Не подумайте, что после праздника, — отшутился я.

Он подошел, пальцем приподнял распухшее веко.

— Воспаление...

И не успел я оглянуться, как его ловкие руки проворно обмотали мне голову бинтом — наискось, вроде пиратской повязки.

Как раз поступила команда на вылет: маршрут был указан заранее. Я натянул на повязку шлем, занял свое место в кабине. [83]

Челушкин тоже оглянуться не успел, как наша машина взлетела.

Да, непривычно вести самолет — то на приборы взгляд, то вперед. Будто раньше один глаз не отрываясь следил за приборами, другой — за воздухом и землей.

Штурман почувствовал мою неуверенность, оглядывается назад. Может, и в самом деле я поступил как мальчишка?

— Считай, что я ранен, Гриша, — подбадриваю его, как умею.

— В случае чего взять управление?

— Но-но, не балуй!

Вроде постепенно привык. Над целью и вовсе забыл про глаз. Нормально маневрировал между разрывами, менял направление, высоту. Можно было, конечно, сорвать повязку, но что толку: чувствую, глаз совершенно затек.

Выполнили задание, курс на аэродром.

— Смотри, не промажь, командир, при посадке: стереоскопичности-то ведь нет!

— Зато внимание не рассеивается!

И, как назло, едва успел зарулить, как возле стоянки появилась «эмка». Вместе и затормозила со мной.

Делать нечего, спускаюсь, докладываю.

— Ранены?

Вопрос явно ехидный: сам и перевязался, что ли?

— Нет, товарищ подполковник.

— Значит, в таком виде и вылетали?

— Доктор перевязал, и как раз...

Командир полка помолчал, пристально глядя в единственный мой натруженный глаз: «Ну что с тобой сделать за это?»

— Только не отстраняйте от полетов! — поспешил в откровенном расчете на то, что начальство подсказок не любит. [84]

— А если бы истребители?

— Естественно. Вступили бы в бой...

Взгляд подполковника сделался чуть не брезгливым. Будто он сам был тем асом, которому предстояло походя срезать меня.

— Марш в лазарет! За недозволенный вылет объявляю замечание.

Уф-ф, пронесло!