Командиры мужают в боях

Враг не очень беспокоил нас с воздуха. В июльском небе тоже шел жаркий бой, только теперь вниз чаще летели «мессеры» и другие неприятельские самолеты. Хватало у нас и истребителей, чтобы гонять вражеские бомбардировщики, которые уже не отваживались снижаться, а бросали бомбы с большой высоты. А наши штурмовики на бреющем полете жгли реактивными снарядами и противотанковыми бомбами хваленые «тигры» и «пантеры».

Мы отбили пятую атаку гитлеровцев. Затем после мощного артиллерийского налета по противнику командир полка ввел в бой 2-й батальон — и высота 235.9 была взята.

Фашисты предприняли попытку отбить ее. Нам удалось отсечь неприятельскую пехоту от танков. Минометчики Карнаушенко нанесли большие потери противнику. Бронебойщики, подпустив вражеские танки на близкую дистанцию, стали бить их, а когда несколько «тигров» вклинились в боевые порядки наших рот, в ход пошли противотанковые гранаты. Было подожжено пять машин. Остальные отошли назад. Так была отражена последняя в тот день атака.

С наступлением сумерек в небе появились «хейнкели», тотчас заговорила наша зенитная артиллерия и к самолетам потянулись разноцветные трассы малокалиберных зенитных снарядов. У одного из «хейнкелей» под брюхом блеснул огонек. Машина окуталась дымом и отвалила в сторону. Правое крыло ее внезапно отделилось от фюзеляжа, и «хейнкель» начал беспорядочно кувыркаться. Такая же участь постигла еще один вражеский бомбардировщик. В воздухе появились парашюты гитлеровских летчиков.

Нефедьев выскочил из окопа и закричал:

— А, сволочь, не нравится?!

Ильин дернул его за ногу, и он свалился в окоп.

— Хорошо, комиссар, когда фашисты падают на землю, но и радоваться надо умеючи. Что даром лоб под пули подставлять?

Ильин сделал внушение Нефедьеву, смущаясь, но довольно твердо: он еще никак не мог привыкнуть к тому, что теперь они с Нефедьевым на одинаковых правах. Ильин, ныне старший лейтенант, был моим заместителем.

С наступлением темноты бой затих. И, как всегда в час передышки, у нас возникла куча дел. Нужно было вынести раненых, похоронить убитых, накормить и напоить живых, пополнить боеприпасы, организовать разведку и наблюдение…

Отправились в роты. Несмотря на ожесточенный бой, потери у нас оказались не очень велики, и командный состав, в основном, сохранился. Только сейчас почувствовали, что зверски голодны. Решили «заправиться». Пришел капитан Ульян Авраамович Сокур, командир 120-миллиметровой минометной батареи, и сообщил, что останется со мной на НП и его минометы и в дальнейшем будут действовать вместе с нашим батальоном. Огневые позиции минометчиков находились чуть сзади, в балке.

Заглянула к нам и Антонина Гладкая, теперь уже командир минометного расчета. Она не забывала свой батальон, в котором провоевала целый год. Мы обрадовались ей, словно родной, и я в шутку спросил, не нашелся ли какой-нибудь гвардеец, который завоевал ее сердце, ну и что-то еще в этом роде. А она серьезно ответила:

— Вы смеетесь, а я не знаю, что мне делать. Михаил Сазонов за мной ухаживает и говорит: «Давай напишем рапорт командиру полка и поженимся».

Я хорошо знал командира разведроты Михаила Александровича Сазонова, пограничника в прошлом, смелого, красивого парня, и в душе порадовался за Антонину. Но ведь война… И вместо прямого ответа, которого, видимо, ждала девушка, спросил:

— Ну, а ты как смотришь?

— А что смотреть? Я и сама не знаю, по-настоящему люблю его или нет… — И глубоко вздохнула: — Но он мне очень нравится!

— А он что говорит?

— Говорит, без меня не может.

— Ну, если не может, так подождет. Дальше виднее будет, живы останетесь — поженитесь.

Антонина молча кивнула головой, а я, чтобы отвлечь ее, спросил, не тяжело ли ей в минометной батарее, и в который раз с болью подумал о том, что поле боя не лучшее место для девчат.

— Легче, чем в артиллерийской батарее, — ответила она, — и вообще батарея уважает меня, все стараются помочь.

Утром 13 июля немцы опять пошли в атаку. Ожесточенные бои продолжались еще семь суток, вплоть до 20 июля, после чего 13-я гвардейская стрелковая дивизия была выведена во второй эшелон корпуса.

Мы подводили итоги боев, анализировали свои недостатки, оценивали моральное состояние противника. Характерно, что теперь немцы уже не хоронили так тщательно убитых, в воздухе стоял трупный запах.

В конце месяца в полк прибыл командир дивизии генерал Бакланов и провел с нами на картах занятия по тактике.

Бакланов, как всегда, был подтянут, безукоризненно побрит и подстрижен. Тщательно отутюженная генеральская форма отлично сидела на его ладной фигуре. И то, что даже в разгар тяжелых боев командир дивизии не изменял своим привычкам, заставляло подтягиваться и нас. Разговаривал он негромко, твердые интонации его голоса внушали уверенность: все, что приказывает генерал, выполнимо.

Занятия начались с того, что Бакланов спросил, знаем ли мы, как организована система огня у противника, где его огневые точки, каково начертание его траншей и какие заграждения есть перед его передним краем.