Командиры мужают в боях

Диктор сообщил, что 5 августа наши войска освободили города Белгород и Орел… Эта весть с быстротой молнии облетела весь батальон. Вдогонку из уст в уста передавали, что столица нашей Родины Москва салютует доблестным советским войскам артиллерийскими залпами. Еще одна победа! Хотелось тут же, немедленно сделать что-то необычное, заметное. Все были возбуждены, но едва мы стали обмениваться мнениями, как радист снова протянул мне наушники:

— Вас вызывает командир полка.

Сквозь шум атмосферных помех пробился голос подполковника Щура:

— Ты почему долго не отвечаешь? Прием.

— Потерял волну, никак не мог настроиться. Прием.

— Прозевал важное сообщение, освобожден Орел и Белгород, в Москве салют, нам объявлена благодарность. Прием.

— Слышали сами по радио, поздравляем вас с победой! Прием.

— Ах ты, ланцепуп этакий, что же ты мне пуговицы крутишь с волной…

Щур ругался, но беззлобно, чувствовалось, что он рад победе и прощает нам нашу недисциплинированность.

— Дерзай дальше!

К 6 августа у окруженных немецких дивизий, в том числе и 19-й танковой дивизии генерала фон Шмидта, осталась лишь одна дорога — на Грайворон, по которой они еще могли прорваться. На этот участок бросили наш полк. 3-й батальон майора Мощенко посадили на танки. 1-й батальон двигался обычным порядком. И мы и соседи направлялись в Хотмыжск.

Небо начали заволакивать тучи. Где-то впереди в землю воткнулись молнии, послышались первые раскаты грома, полил дождь. Не успели оглянуться, как дорога стала скользкой и вязкой. Теперь каждый шаг давался ценой неимоверного физического напряжения. Тем не менее во второй половине ночи — дождь все лил и лил — батальон вышел на дорогу, ведущую к Грайворону. Здесь мы и заняли оборону: 2-я рота старшего лейтенанта Сафронова и 3-я рота старшего лейтенанта Иванникова в первом эшелоне, а 1-я рота старшего лейтенанта Мирошниченко — во втором. У дороги поставили две 45-миллиметровые пушки. Немного правее разместили минометную роту, взвод связи, разведчиков и штаб. Расставив орудия, протянули телефонные провода в роты. Со 2-м батальоном, находившемся левее нас, связь была локтевая, а вот с 3-м и командиром полка не было никакой. Радиостанция не работала. Под утро вздремнули, но с первыми лучами солнца все вскочили. Что за вид был у людей! Грязные, измятые, мокрые…

Стали изучать местность. Впереди виднелся какой-то населенный пункт, весь в садах, слева река Ворскла, на ее противоположном берегу лес. Позади 2-й и 3-й рот темнела роща, а через дорогу, прямо против того места, где мы расположились со своим штабом, стояли не то конюшни, не то сараи. Нефедьев, Ильин, несколько связистов с телефонным аппаратом, мой ординарец Кузьмич и я перешли через дорогу и расположились у этих построек. Тишина.

Позвонил Иванников и предупредил, что мимо них в нашем направлении идут немецкие танки.

— Что наблюдаете впереди себя? — спросил я.

— Кроме машин, ничего.

— Ерунда, это наши, — уверенно заметил Нефедьев.

— Неужели ты думаешь, что Иванников не отличает вражеские танки от своих? — возразил я.

В тот же миг мы услышали противный скрежет шестиствольных неприятельских минометов — и снова наступило безмолвие. Ильин предложил на всякий случай отрыть хотя бы одну-две щели. И у них с Нефедьевым завязался «научный» спор, где лучше копать — у дороги или ближе к сараю. Пока готовились укрытия, я с Кузьмичом обошел конюшню. Спустившись в какую-то канаву, в бинокль стал наблюдать за 2-й и 3-й ротами. Вдруг в нескольких метрах перед собой увидел трех гитлеровцев, поднявшихся с картофельного поля. Кузьмич не растерялся, дал по ним очередь из автомата. Затем мы кубарем скатились в канаву и — бегом за конюшню. Вдогонку нам прогремело несколько выстрелов.

— Кончай фортификационные споры, Ильин. Бери роту Мирошниченко, прочеши огороды и займи оборону уступом вправо.

Ильин побежал в 1-ю роту, и вскоре подразделение, развернувшись цепью, прошло через огороды и сады, где скапливались гитлеровцы. В моем сознании это связалось с движением танков, о которых докладывал Иванников. Я передал в роты, чтобы они подготовились к отражению атак. Беспокоило отсутствие связи с кем-либо из старших начальников и то, что до сих пор не подошла наша артиллерия: дороги развезло, и, видимо, она где-то застряла.

Иванников снова доложил, что на нас идут танки, то же самое сообщил и Кузьмич.

Вскоре я тоже увидел колонну машин.

— Комиссар, гости жалуют, чем встречать будем?

— Какие там гости, это же наши КВ.

— КВ с крестами не бывают, да и на пушках — видишь? — набалдашники, у нас таких нет.

— А по-моему это КВ, — стоял на своем Нефедьев.

Наш разговор был прерван выстрелом из первого танка.

Снаряд со свистом пролетел поверх голов. «Если танки одни, — пусть себе идут, они нам ничего сделать не смогут, — лихорадочно соображал я. — А если пойдет пехота, дело хуже. Сколько ее, как станет она наступать?.. Какое распоряжение дать в роты? Почему не стреляют 45-миллиметровые орудия?..»