В фантастическом мюзикле, который переносит зрителя в далекую галактику, на планету с высокоразвитой цивилизацией, опустился задник с изображенной на нем городской окраиной дореволюционной поры. Рядом с причудливой архитектурой далекой цивилизации соседствовали трактир и мыловарня купца Силина.
Эта же мыловарня вылезла в лирическом спектакле, посвященном чистой и нежной любви шахтера Константина к сельской труженице Юлии.
Артист Антрекотов (Гамлет и шахтер Константин) быстро понял, что запах гуталина и Шекспир неразделимы, а чистая и нежная любовь без этого тонкого, изящного запаха просто невозможна.
Не кто иной, как Антрекотов, заявился к Якову Буркину в больницу с богато упакованным подарочным набором. В набор входили десять банок гуталина разного цвета, всевозможные предметы для ухода за обувью и новенькие ботинки, густо намазанные обувным кремом.
В этих ботинках Яков и пришел в театр после выписки. Театр наполнился замечательным, неповторимым ароматом, так отвечающим духу высокой трагедии.
СОАВТОРЫ
Поэту-песеннику Кулебякину не писалось. Не было ни подходящего настроя, ни обстановки. За дачным забором требовательно горланили козлята. Соседская бабка привязала этих чертенят к забору, и они, обглодав всю растительность вокруг, рвались к новым просторам, но веревки не пускали их.
— Я сказал вчера тебе…
— Еэ-э-э…
Первая строчка принадлежала Кулебякину, вторая — козлятам.
— Ты одна в моей судьбе…
— Бэ-э-э…
И здесь у него были те же травоядные соавторы.
Кулебякин заткнул уши ватой. Жена полоскала в тазу белье и что-то говорила ему. Кулебякин глядел сквозь нее и наконец, вынув из одного уха вату, спросил жену:
— А?
Жена, махнув рукой, ответила:
— Бэ-э-э!
— Ты одна в моей судьбе! — машинально продекламировал Кулебякин и снова заткнул ухо.
Рядом в гамаке дочка штудировала английский.
— Бэ-э-э! — прочитал Кулебякин по ее губам.
Возможно, дочка произнесла английское слово «бэт», что означает «летучая мышь», или «бэг», что значит «сумка», но Кулебякину уже везде чудилось труднопереводимое, издевательское бэкание.
— Ну, погодите! — разозлился Кулебякин. — Устрою я вам всеобщее блеяние. Под музыку.
— Будем жить в одной избе…
— Бэ-э-э…
— Создавать уют себе…
— Бэ-э-э…
Короче говоря, пропустил Кулебякин это «бэ-э-э» через всю песню. Хотя и сомневался, придется ли по душе композитору. Но тот, к удивлению Кулебякина, пришел от козлиных мотивов в восторг.
— Старик, это же потрясный шлягер. Особенно удачны твои «бэ-э-э». Они как бы подчеркивают каждую мысль, делают каждую строчку значительнее.
Он сел за рояль и, нащупывая мелодию, долго, самозабвенно блеял.
Через пару месяцев на одном из концертов песню впервые исполнил вокально-инструментальный ансамбль «Разудалые ребята». «Ребята», облаченные в неземные костюмы, изящно, в такт музыке переступали с ноги на ногу, щелкали пальцами, очаровательно, по-женски улыбались друг другу. Они так искренне, от души блеяли, что Кулебякину захотелось взять хворостину и попасти их где-нибудь на лужайке.
Через месяц в той же дачной обстановке Кулебякин создавал новый шедевр.
— Как мне скучно одному…
— Му-у…
На сей раз соседская бабка выпустила попастись теленка. Но теленок уже не раздражал Кулебякина. Поэт-песенник видел в нем соавтора.
ТАИНСТВЕННЫЙ НЕДУГ
Утром, упражняясь с гирей, плиточник конторы по ремонту квартир Павел Ухов говорил своей жене Светлане:
— Позвонишь, как всегда, в десять. Вот телефон клиента. Работа у него чепуховая — всего-то «фартук» на кухне выложить. Загляни в медицинскую энциклопедию — какое у меня сегодня заболевание? Что-нибудь помудренее, понепонятнее. Радикулитом нынче клиента не размягчишь. Вчера уж как натурально корчился, а навару — трояк.
— Эк-лам-пси-я, — по слогам прочитала жена, наугад открыв книгу.
— Годится, — кивнул Павел. — Таинственно звучит.
…В квартире, где предстоит укладка кафеля, раздается звонок. Хозяин квартиры, человек хрупкого телосложения, открывает дверь. На руки ему валится Павел.
— Ремонт квартир, плиточника заказывали? — хрипит он.
— Что с вами? — пугается хозяин, с трудом усаживая Павла в кресло.
— Приступ коварного недуга, — еле выговаривает Павел. — Эк-эк… эклампсия называется. Ночью пять раз «Скорую» вызывали. Еле от больницы отбился. Не могу, говорю, подвести заказчика, он отгул взял, мебель на кухне передвинул… Да ты не стой, хозяин, втаскивай материалы — они за дверью. А я пока воду для цемента приготовлю. Вроде чуть полегчало.
Хозяин втаскивает в квартиру ящики с кафелем.
— Зря вы отказались от больницы. Что же у вас болит?
— Легче сказать, что не болит, — укладывая кафель и морщась от боли, говорит Павел. — Пожалуй, один только аппендикс и не болит. Вырезали его мне в детстве.
Звонит телефон. Хозяин снимает трубку.
— Слушаю. Какого Пашу? Ах, плиточника! Пожалуйста!