Комбат

– Ты чего испугалась? Из-за этого? – комбат кивнул плечом на Гришана, который с того момента, как они выехали за город, не проронил ни слова. – Вот ты у него спроси, – посоветовал комбат, словно бы сам не мог спросить об этом у Валентина, – был ли ему резон к менту обращаться за помощью или нет?

– А, молчун? – приободрилась Наташа.

Тот что-то промычал в ответ.

– Не было, – подытожил комбат. – Он теперь сам пуще пожара милицейских мундиров боится, ведь я его в любой момент сдать могу.

Да не бойся ты, парень, на хрен ты мне нужен!

Лампочки приборной панели подсвечивали лицо комбата мертвенным, неживым, зеленоватым светом, от чего он казался Наташе пришельцем из потустороннего мира. Теперь неширокая дорога шла вдоль берега Финского залива, и в темноте слышался шум волн, который не могли заглушить даже урчание мотора и музыка из динамиков магнитолы.

– Музыка у вас так себе, – пожаловалась девушка.

– А какую ты хотела?

– Что-нибудь поприличнее.

– Кому-то и эта нравится. К тому же машина не моя и кассеты тоже.

– То-то, я смотрю, они не в вашем стиле.

– А какая музыка, по-твоему, мне подходит?

– Мне кажется… – задумалась Наташа.

– Похоронный марш, – вдруг явственно проговорил Гришан.

– Ты не очень-то, – предупредил его комбат, – потому что эта музыка скоро может заиграть по тебе.

– Нет, Шопен здесь не подходит, – вновь вмешалась в разговор Наташа, – а вот Вагнер или Бах пришлись бы кстати. Мощно.

– Умная очень? – зло спросил Борис Рублев, бросив взгляд на мелькнувший за окошком километровый столб. – Скоро уже? Эй, ты, грабитель родственников?

– Скоро.

– Смотри, поворот не пропусти. А то опять отжиматься заставлю, я возвращаться не люблю.

– Тут поселок будет, – заторопился с ответом Валентин Гришан, – а за ним поворот вправо.

– Указатель какой-нибудь есть?

– Нет. Это даже не мастерская, так, цокольный этаж в доме, вроде гаража что-то.

– Там кавказцы орудуют?

– Нет.

– А кто?

– Наши ребята.

– Ну, с этими легче договориться будет.

– Только я туда не пойду, – заупирался Гришан.

– Посмотрим.

– Нет, иначе я дорогу показывать не буду.

– Ну что ты с ним сделаешь! – и Борис Иванович потянул руку к ящичку, в котором ничего устрашающего, кроме отверток и фонарика, не было.

– Вон, вон поворот! – закричал Валентин, показывая дрожащей рукой на разбитый съезд.

Машина, не сбавляя скорости, тут же нырнула вправо, провалившись в колею чуть ли не по самое днище.

Комбат прислушался:

– Вроде бы глушителем не зацепили…

Теперь вдоль дороги тянулись густо посаженные елки. В узком просвете, в самом конце подъезда-аллеи, желтел тусклый фонарь – простая лампочка под жестяным плафоном на деревянном столбе.

– Как думаешь, они сейчас там?

– Обычно ребята там и живут. Внизу мастерская, сверху комнаты. Но обещать ничего не могу.

– Ты уже своему дяде наобещал…

– Он мне тоже обещал пятьсот баксов отдать, а потом сказал, что не отдаст. Вот я и машину у него взял. Я деньги себе возвращал.

– Племянничек… – процедила сквозь зубы Наташа.

– Да, дома, – не обратил внимания на это замечание Гришан, – видите, окна горят.

– Те, что ли?

Под горкой стояло два обширных дома. В одном окна горели, а в другом нет.

– Тот еще не достроен. Его, кстати, племянник грузинского премьера строит.

– А мне какое дело? Хоть сын папы римского.

Рублев выключил фары и габаритные огни.

Машина теперь двигалась почти в полной темноте. И как только он умудрялся рассмотреть дорогу! Еще метров через двести комбат загнал автомобиль под самые елки, умудрившись развернуться на узкой дороге, где и с телегой-то было трудно управиться.

– Идешь с нами?

– Нет! – замотал головой Гришан. – Нельзя мне! – Не могу же я тебя одного оставить!

– Не можете, – согласился Валентин.

– Что ты предлагаешь?

– Я вам больше не нужен. Тут электричка неподалеку, я дойду до станции.

– Экий ты прыткий! А если ты нас обманул и никакой мастерской по разборке краденых машин здесь нет, а? Догонять прикажешь?

– Тоже верно.

– Наташа, что с этим дураком делать будем?

– Убивать его вроде бы не за что, а вот приятелям его сдать…

– Сдавать я никого не привык, – резко произнес комбат, – даже такую мразь, как эта.

Тогда Гришан предложил сам:

– Можете меня связать. Я никуда не убегу.

Борис Рублев удивленно приподнял брови.

– А если кто-нибудь на машину наткнется и тебе самому бежать придется?

– Об этом я и не подумал.

– Ладно, свяжем тебя, и под елочки положим. Так оно будет интереснее. Присматривай за ним.

Рублев обошел машину, открыл багажник и вытащил широкую капроновую ленту, которую Подберезский использовал как буксирный трос.

– На этой тебя и повесить можно, выдержит.

Гришан вышел из машины и, хотя его никто и не просил об этом, заложил руки за голову и пошел вдоль елок. Комбат приказал ему лечь, связал ему руки, ноги, но все равно остался длинный хвост ленты. Немного подумав, он привязал его к стволу придорожной елки и усмехнулся:

– Попасись тут немного на травке, а мы сейчас к твоим приятелям сходим.

– Только обо мне ни слова!

– Что ж, уважу. И тебе бы тут остаться стоило, – уже негромко произнес комбат слова, предназначавшиеся только для Наташи.

– Нет, я с вами.