Комбат. Идеальное вторжение

Михаил Эдуардович читал в одной солидной газете рассказ большого чина из МВД о его встрече с преступными авторитетами. Чину они показались милыми интеллигентными людьми. Поэтому и незнакомец мог принадлежать к миру криминала. Или такие мысли навеяло слишком позднее время встречи? Нет, Комарова насторожила реакция на известие о том, что антифриз является смертельным ядом. Незнакомец тогда сказал «жаль», но в интонации не было досады. Опасное свойство антифриза его вполне устраивало.

И тут Михаила Эдуардовича осенило. Такое иногда бывает. Вроде размышляет человек о чем-то одном, а приходит хорошая идея, к теме его раздумий имеющая только косвенное отношение.

– Мы же не проверяли антифриз на холоднокровных! Как же мы упустили такую очевидную вещь! Вдруг он совершенно безвреден для змей и лягушек. Надо завтра же проверить.

Посвященные сотрудники лаборатории были немало удивлены поведению своего шефа. Достав единственную оставленную на всякий случай пробирку с антифризом, остальные запасы которого за ненадобностью были уничтожены, Комаров велел принести ему парочку лягушек. Для верности. Обоим земноводным он ввел антифриз, и в обоих случаях констатировал смерть. Но, как истинный ученый, Михаил Эдуардович не угомонился. Он вызвонил своего приятеля-герпетолога и раскошелился еще на парочку змей. Напрасная трата денег! Ужей постигла безвременная участь лягушек.

– Теперь можно абсолютно точно сказать, что проблема в нашей работе. Либо мы неправильно определили состав антифриза, вырабатываемого рептилиями, либо намудрили с синтезом, – понял Комаров.

Его терзали смутные опасения, абсолютно напрасные, как выяснилось уже в скором времени.

Вскоре раздался телефонный звонок.

– Добрый день. Вам звонит Владимир, человек, с которым вы пару дней тому назад разговаривали поздним вечером. Я тогда забыл представиться. Давайте встретимся завтра в шесть часов.

– Хорошо, – согласился Комаров. – А где? У меня на работе не совсем удобно.

– Ресторан «Альбатрос» вас устроит?

– Ну, если мы сумеем договориться и будет что отмечать, – вроде бы пошутил ученый.

На самом деле ему было жаль отдавать кругленькую сумму за ресторанные посиделки.

– У меня есть чувство, что мы обязательно договоримся, и по такому случаю я оплачиваю все расходы, – ответил Фитиль, из собранного досье знавший о прижимистости Комарова.

Он тщательно обдумал предстоящий разговор. Ученому люду присуща некоторая щепетильность, даже самые корыстолюбивые представители мира науки стараются избегать криминала, поэтому следовало придумать достойную отмазку, которая бы устроила Комарова. И такую отмазку, как решил Фитиль, ему удалось сочинить. Дав ученому слегка насытиться и обсудив в целом вопросы заморозки, Фитиль сделал многозначительную паузу и спросил:

– Знаете ли вы, Михаил Эдуардович, сколько в нашей стране неизлечимо больных людей, страдающих от мучительных болей?

– Точного числа не знаю, но предположу, что довольно много. Ведь если говорить о медицине, то прогресс достиг весьма сомнительного уровня. Мы научились продлевать людям жизнь, однако тем самым обострили проблему старческих болезней. Мы не способны их вылечить и только затягиваем, иногда на годы, агонию человека. Возможно, я сужу излишне категорично и, оказавшись в шкуре обездвиженного старика, навсегда прикованного к постели, находил бы в таком существовании свои радости, но в мои годы мне кажется, что лучше умереть, чем тоскливо наблюдать, как жизнь проходит мимо.

– Очень хорошо! Я рад, что наши мысли совпадают. Понимаете, у меня очень много знакомых, и среди них есть несколько человек, потерявших способность ходить и страдающих от жутких онкологических болей. Все они сохранили рассудок, и это усиливает их мучения. Один из них сказал мне, что если бы заранее знал о своей судьбе, то застрелился бы. Другой уже несколько месяцев умоляет родственников дать ему яду, но те боятся.

– Еще бы. Ведь эвтаназия в нашей стране запрещена.

– Именно поэтому мои знакомые готовы хорошо заплатить тому, кто навсегда избавит их от мучений. А все они, между прочим, довольно состоятельные люди, – сказал Фитиль и неожиданно спросил: – Вы слыхали о Дереке Олдмене?

– Олдмен… Олдмен… кажется, есть такой специалист по исследованию замедления биохимических процессов в организме. Или Олдмейз? Но зовут его точно не Дерек.

– Удивительно, профессор, – наградил Фитиль Комарова званием, о котором тот мог только мечтать, – вы же работали над антифризом, а ничего не знаете о Дереке Олдмене.

– Он тоже имеет отношение к заморозке?

– Самое непосредственное. Дерек Олдмен возглавляет фирму, которая впервые в истории начала замораживать еще живых людей. Или, скажем так, почти живых людей.

– А! – на лице Киселева отобразилось понимание. – Это человек, воспользовавшийся изобретением Яна Хилла. То есть вы хотите сказать, что раз кто-то сумел изобрести безопасный антифриз, у нас это тоже получится.

– Возможно, – досадливо поморщился Фитиль. – Но людям, которые молят об избавление от мучений, некогда ждать, пока вы повторите успех американцев.

– Тогда я не совсем понимаю.