Крепкий удар встряхнул немецкую самоходку, а капитан Калугин свой шанс не упустил. Бронебойная раскалённая болванка, сработанная из добротной уральской стали, проломила верхнюю часть рубки. Отбросила исковерканное тело наводчика, ударила в кормовую стенку и, бешено вращаясь, ломала и плющила всё внутри.
От жара раскалённого металла в нескольких местах вспыхнуло пламя. Заряжающий выпустил из рук массивный снаряд и рвался к люку. Первым успел выскочить лейтенант, командир «штуги». Ефрейтора-заряжающего подгонял горящий пороховой заряд в гильзе. Он тоже сумел скатиться по броне и, крича от боли, гасил комбинезон. Двое других воинов рейха остались в машине.
Выскочивший из неё молодой лейтенант растерянно оглядел горящую самоходку, которую покинул первым, и, пригибаясь, побежал прочь. Он даже выхватил из кобуры «вальтер», готовый дать отпор русским. Пулемётная очередь догнала лейтенанта и свалила на дорогу. Из четырёх человек экипажа сумел спастись лишь опытный ефрейтор-заряжаю-щий, нырнувший в снег на обочине.
Обер-лейтенант, командир самоходной батареи, успевший поджечь «тридцатьчетвёрку», остался без напарника — третья машина в его неполной батарее находилась на другом краю полустанка. В него стреляли сразу два русских танка. Снаряд пропахал борозду по правому борту и сорвал запасное колесо. Ещё один снаряд отрикошетил от бетонной полосы и пронёсся над рубкой.
— Уходи в низину! — скомандовал он механику-водителю.
Обер-лейтенант понимал, что внезапность уже потеряна, а трёхдюймовое орудие Т-34 пробьёт броню «штуги» насквозь. Требовалось отступить и, выбрав момент, нанести удар.
«Тридцатьчетвёрка» осторожно продвигалась вперёд. Под гусеницами исчезло тело весёлого лейтенанта из Тюрингии, который любил рассказывать о своих любовных похождениях в Польше. Обер-лейтенанту почудилось, что он слышит жуткий хруст костей под траками тяжёлого русского танка. Звери! Они не знают жалости.
При этом обер-лейтенант редко вспоминал собственные «подвиги», которые не делают чести офицеру. Забыл, как под Брестом его машина давила окружённых красноармейцев, хотя некоторые из них бросали оружие и, подняв руки, просили пощадить их.
Перед этим несколько дней шли упорные бои с целью захвата Брестской крепости. Самоходку его приятеля сожгли бутылкой с бензином, а экипаж перебили из винтовок. Он рвался отомстить за камрада и показать свою решительность.
— Берегите патроны! — восклицал обер-лейтенант (тогда он был лейтенантом). — Мы раздавим их гусеницами.
Кому-то из экипажа стало плохо при виде исковерканных тел. Над слабонервным самоходчиком смеялись и заставили выковыривать застрявшие между колёс лохмотья человеческой плоти и обрывки красноармейской формы. Парня вырвало съеденным накануне завтраком, а лейтенант накричал на него:
— Тебе не в «панцерваффе» служить, а крутить кобылам хвосты в обозе!
— Виноват, — оправдывался парень.
Позже он сгорел вместе с самоходкой под Смоленском, а лейтенант был повышен в звании и продолжал свой славный путь к победе.
На полустанке в его распоряжении была неполная батарея — три машины, а за бараком стояли замаскированная противотанковая пушка и два зенитных пулемёта.
Слишком шустрый танк Т-70 с красной звездой на башне дёрнулся от удара. Бронебойный снаряд 50-миллиметровки, усиленный взрывчаткой, пробил башню и рванул внутри. Лёгкая машина с бензиновым двигателем горела вместе с экипажем.
Обер-лейтенант выругался. Пушка обнаружила себя, истратив снаряд на лёгкий танк, хотя могла пробить броню «тридцатьчетвёрки». Теперь воевать с русскими придётся в одиночку — когда ещё подоспеет третья самоходка! Да и вряд ли она слишком поторопится.
— Саня, — дал команду по рации Калугин. — Не дай уйти составу. Разбей паровоз и постарайся взорвать рельсы.
— Понял, — сквозь помехи ответил лейтенант Саня Морозов, командир «тридцатьчетвёрки».
Теперь, когда против «артштурма» обер-лейтенанта остался один русский танк, можно было не спешить и хорошо прицелиться. Бой на полустанке шёл на сравнительно малых дистанциях, и промах мог стать ценой жизни.
Но дело осложнила та же 50-миллиметровка. Снаряд, выпущенный со скоростью 800 метров в секунду, ударил в башенную «подушку», где броня Т-34 была утолщённой. Удар двухкилограммового снаряда встряхнул танк.
В полукруглом утолщении брони, рядом с орудием, дымилась оплавленная вмятина размером с кулак. Попади снаряд немного ниже, он бы просадил башню. Механик-водитель, не дожидаясь команды, дал задний ход, уходя с дороги. В этот момент Григорий Калугин увидел самоходку. До неё было метров сто пятьдесят.
Чтобы выстрелить в «тридцатьчетвёрку», обер-лейтенанту требовалось развернуть свою машину на девяносто градусов.
— Разворачивайся, — скомандовал он механику-водителю.
Но в кювете это оказалось не так просто. Одна из гусениц скользила по льду. «Штуга» массой двадцать четыре тонны разворачивалась слишком медленно. Мешал крутой склон кювета, из которого необходимо было выбраться как можно скорее.