Комбат по прозвищу «Снежный Лис»

— Поздно… всё кончено, русский, — кривил лицо в напряжённой гримасе ефрейтор из роты охраны.

Две гранаты с длинными деревянными рукоятками упали рядом с Будником. В наступившей тишине лейтенант слышал шипение горящих запалов. Будник бросился к люку, успел подтянуть молодое мускулистое тело. Сейчас он спрыгнет… не бывает смерти в девятнадцать лет!

Ему не хватило секунды. Двойной взрыв гранат хлестнул по ногам веером осколков. Болевой шок погасил сознание, а спустя ещё несколько секунд сдетонировали снаряды в башенной боеукладке. Экипаж «тридцатьчетвёрки», десантники и тела двоих убитых немцев исчезли в клубящемся огненном взрыве.

Первая рота, которую вёл комбат Шестаков, потеряла одну «тридцатьчетвёрку», налетевшую на противотанковую мину. Остальные машины угодили под огонь зениток, которые сумели поджечь лёгкий танк Т-70.

Зенитки расстреляли и подавили, не снижая скорости, — в быстроте комбат видел залог успеха. «Тридцатьчетвёрки» приближались к «Юнкерсам-87», стоявшим в центре лётного поля.

Аэродромная команда действовала не менее быстро. Тройка пикирующих бомбардировщиков, готовых к взлёту, уже набирала обороты двигателей. Вёл огонь крупнокалиберный пулемёт, а расчёт спаренной 20-миллиметровой пушки дал одну и другую очередь, целясь в гусеницы головной «тридцатьчетвёрки».

Всё это не представляло большой опасности для танков, но Шестаков был уверен, что неподалёку от аэродрома находятся другие немецкие части, оснащённые артиллерией, а возможно, и танками. На выручку лётчикам наверняка уже спешит помощь, а значит, надо торопиться.

Тройка юнкерсов делала всё возможное, чтобы взлететь. Это звено вместо бомб несло под крыльями контейнеры с противотанковыми 37-миллиметровыми пушками, способными пробить верхнюю, более тонкую броню «тридцатьчетвёрок».

Машины первой роты и пулемётная установка ДШК на грузовике вели огонь, стремясь в первую очередь уничтожить разгонявшуюся тройку юнкерсов. Эти бронированные пятитонные машины с ярко-жёлтой оконечностью крыльев были готовы вот-вот оторваться от взлётной полосы.

Комбат Шестаков выпустил с опережением осколочный снаряд. При свете солнца в прозрачном морозном воздухе вспышка взрыва была не видна. Однако град осколков смял передние колёса и надломил крыло. Разогнавшийся пикировщик продолжал двигаться на брюхе, высекая сноп искр.

Отлетели обе пушки под крыльями, из лопнувших контейнеров разбросало снаряды с хищными кумулятивными головками. Вторая и третья машины неслись, готовые вот-вот взлететь.

По ним вели огонь танки и «порше» со спаренным пулемётом ДШК. Но снаряды не попадали в разогнавшиеся юнкерсы, а крупнокалиберные пули ДШК не смогли остановить бронированные пикировщики.

Лейтенант Саня Морозов отчётливо видел несущийся по взлётной полосе юнкере. Снаряд прошёл мимо.

— Гони наперерез! — крикнул он механику-водителю.

— Сгорим! — ахнул тот, но прибавил скорость.

— Он без авиабомб, — успел произнести короткую фразу лейтенант.

Когда ревущий юнкере вырос в глазах Сани Морозова до гигантских размеров, он почувствовал мгновенный страх. Но удар погасил невольно вырвавшийся крик.

Пикировщик, не успев набрать высоту, врезался в башню танка колёсами и одним из контейнеров с автоматической пушкой. Броню вмяло сильнейшим ударом, согнуло орудие, сорвало крышку люка. Но башня, хоть и смятая, устояла, намертво сцепившись зубцами с погоном.

Саня Морозов и сержант-заряжающий погибли мгновенно. Юнкере, подскочив на несколько метров, врезался в бетон взлётной полосы. На секунды застыл свечкой и тяжело рухнул брюхом вверх, придавив в кабине обоих лётчиков.

Сумел взлететь лишь третий юнкере, пробитый не меньше чем десятком крупнокалиберных пуль ДШК. Из покорёженной «тридцатьчетвёрки» выбрался механик-водитель и вытащил радиста со сломанной рукой.

У механика хватило сил заглянуть в люк танка. Он невольно отшатнулся от парного запаха крови и жуткого вида исковерканных тел своих товарищей.

— Живые есть? — спросил подлетевший на лёгком танке Федя Тихонов.

— Только мы с радистом.

— Ладно, мы погнали. Обойдётесь сами?

— Обойдёмся. Не забудьте нас на обратном пути прихватить.

Механик быстро наложил шину на сломанную руку стрелка-радиста и попытался завести двигатель. Сильный удар не только смял башню и угробил ребят. В нескольких местах лопнули трубки топливной системы, треснул пополам аккумулятор. Под машиной натекла лужа солярки и масла.

Механик-водитель Шугаев Иван действовал быстро, как привык работать в своём крестьянском хозяйстве в деревне возле городка Алатырь. Он снял пулемёт, сгрёб мешок с дисками и сумку с харчами.

Возле юнкерса растекалась лужа бензина, в любую минуту он мог вспыхнуть. Сквозь разбитое стекло кабины пытался вылезти кормовой стрелок. Иван, не колеблясь, пристрелил бы его, но вспышка могла воспламенить бензин.

— Ладно, сам подохнешь, — пробормотал он и позвал стрелка-радиста. — Уходим.

— А ребята? — придерживая сломанную руку, спросил тот.

— Их не вытащить. А танк, как боевое оружие, придётся поджечь согласно Уставу.

— Вместе с ребятами?