Комбинат

— Но ведь работники комбината эти телефоны знают? — Селиванову уже представилось, как он идет к вокзалу с бутылкой водки и отыскивает там того же Сашку, чтобы совершить взаимовыгодный обмен. Хотя, наверное, даже не надо идти так далеко — достаточно зайти в любую местную рюмочную, и какой-нибудь комбинатский там отыщется. «Куда еще податься рабочему человеку после смены», а особенно — вместо таковой…

— Не выше положенного им уровня, — оборвала его надежды Светлана. — Ну, дозвонитесь вы в какую-нибудь котельную, или даже в бухгалтерию — что дальше? Да и там с вами разговаривать не будут, раз у вас нет допуска…

— А начальник вашей матери, о котором вы говорили? Через него можно выйти на связь с вышестоящим начальством? Я ведь не собираюсь выспрашивать и тем более публиковать никакие военные тайны. Просто поговорить о социально-бытовых аспектах… как сложное положение комбината влияет на жизнь города…

— Славест Владимирович давно на пенсии, — с сомнение произнесла Светлана, — но я попробую…

— Как вы сказали? — переспросил Николай. — Словес?

— Славест. Так уж его назвали. «Слава великому Сталину.»

— А-а, ну ясно… Нет, ну что родители идиоты — понятно, но вот чего я никогда не мог понять, так это людей, которые потом с таким именем всю жизнь живут!

— Напрасно вы людей обижаете, Николай, — поджала вдруг губы Алевтина Федоровна. — Тем более, чужих родителей. Вы тогда не жили и не знаете, на что приходилось идти, чтобы себя и своих близких спасти.

— И что — помогло? — ядовито осведомился Селиванов.

— Нет, — вздохнула старуха, — его отца в тридцать восьмом расстреляли, а через год забрали мать, как жену изменника Родины, она тоже так там и сгинула… Славест в детдоме вырос.

— И всю жизнь носит имя, прославляющее убийцу его родителей! — возмущению Николая не было предела.

— А что было делать? Идти в ЗАГС и говорить «не хочу носить имя великого Сталина»?

— Ну ладно, допустим, до пятьдесят шестого он боялся менять — но после-то?!

— А что пятьдесят шестой? Нешто за пятьдесят шестым опять тридцать восьмой прийти не может? Кто через этот страх прошел, тот потом всю жизнь…

— Угу, — Николай знал, что журналист должен контролировать эмоции, но не мог и не хотел сдерживаться. — И тогда тряслись, и всю жизнь трясутся. Каждый день тупо ждали, когда их погонят на бойню. Унижались, пресмыкались, называли детей ублюдочными кличками, аплодировали до упаду в буквальном смысле, зная, что первого, кто остановится, арестуют, выступали на собраниях, требуя еще больше расстрелов. Строчили друг на друга доносы, боясь, что другой успеет раньше, предавали друзей, отрекались от детей и родителей. Миллионами. Постоянно. По всей стране. Да если бы каждый из этих миллионов взял нож, топор, лопату, хотя бы даже камень или палку с гвоздем и грохнул хоть одного коммуняку, хоть одного чекиста! Не сумели бы они всю страну перестрелять, патронов бы не хватило! Если бы хотя бы те, кому уже в дверь постучали, кто уж точно знал, что терять нечего, хоть одного забирали с собой! Убить даже вилкой можно, а ведь сколько забрали и военных, у кого было настоящее оружие! Нет — ждали и шли, как бараны!

— Так ведь надеялись, — вздохнула старушка, — до последнего надеялись, что разберутся и отпустят… мол, всех остальных за дело, а меня — по ошибке… и за семью боялись, опять-таки…

— Так ведь и семью это не спасало!

— Как сказать, не всех одинаково гребли… да и из лагеря была еще надежда живым вернуться…

— Надежда! Вместо того, чтобы надеяться на свободу, на победу массового восстания! Против которого у коммуняк не было бы шансов…

— Вы только Славесту… Владимировичу таких слов не говорите, — строго произнесла Алевтина Федоровна. — Он, между прочим, сам член компартии.

— До сих пор? И почему меня это не удивляет… Ладно, мне от него, собственно, только телефон нужен. Директора или хоть кого из руководства комбината.

— Они тоже все партийные, — заметила Светлана.

— А вы что, их всех знаете?

— Никого не знаю. Но других на такие должности не брали.

— А, ну это да. Но сейчас они, думаю, уже члены другой партии, — усмехнулся Николай. — И, кстати, руководство города… хоть их-то телефоны в справочнике есть?

— Их — есть, — подтвердила Светлана. — Ох, все-таки идти мне надо. Николай, вот еще что — вы ведь сегодня никуда уже не собираетесь?

— Куда уж? Поздно уже. А для прогулок по городу погода не подходящая, да и смотреть тут у вас, как я понимаю, особо нечего… кроме все того же комбината.

— Вот-вот, и не надо, и не только из-за погоды. У нас, как стемнеет, опасно. А в районе комбината и днем лучше особо не появляться.

— В каком смысле?

— В прямом. У нас же половина мужского населения сидела, не в свой район зайти и то страшно, а уж по вам сразу видно, что вы не отсюда. Москвичей тут знаете как не любят…

— Погодите, — смекнул Селиванов, — вы хотите сказать, что на комбинате зэки работали? А после освобождения так тут и оседали?

— В том числе. Но та молодежь, что здесь выросла, еще хуже, совсем отмороженные… Ну ладно, до свиданья. Я вам завтра позвоню.