Комбинат

— Так ведь нынешний-то упадок порожден как раз тем, что с конца восьмидесятых свернули работу комбината. Не города упадок, Николай Анатольевич. России в целом. Да, я помню вашу позицию… не только лично вашу, а вообще людей ваших взглядов: России, мол, нечем гордиться из-за такого огромного количества жертв в ее истории. А вам никогда не приходило в голову, что все эти жертвы — и на полях войны, и в мирное время — это вовсе не следствие бездарности русских полководцев и какой-то особенной садистской жестокости российских правителей? Что они приносились совершенно сознательно и целенаправленно? Не приходило в голову задуматься над самим значением слова «жертва»?

— Целенаправленное уничтожение лучшей части генофонда с тем, чтобы осталось покорное быдло, которым легко манипулировать? Да, приходило.

— Ох, Николай Анатольевич, все-то вы мыслите современными либеральными стереотипами… хотя, замечу, себя-то вы быдлом не считаете, несмотря на то, что вы тоже, в некотором роде, оставшийся…

— Недоработка, которую вы теперь хотите исправить, не так ли? — ощерился Николай.

— Принесение в жертву лучших — хотя, понятно, не всех и не только их — имеет вполне простой и, если угодно, практический смысл, — продолжал Васильчиков, словно не заметив его реплики. — Видите ли, есть два подхода к достижению любой цели. Один — делать все самостоятельно, полагаясь исключительно на собственные силы. Этим путем идет современная западная цивилизация, и он по-своему достоин уважения, хотя и сопряжен со значительными трудностями — тем более серьезными, чем грандиознее цель. А второй путь — обратиться, в некотором роде, к специалистам… к тем, чьи силы, способности и возможности значительно превосходят наши. Да, им придется заплатить за услугу, и заплатить дорого… но зато и результат будет таким, который нашими скромными усилиями просто недостижим.

— Только не говорите мне про жидомасонов и мировое правительство, — скривился Селиванов.

— Ну разумеется, Николай Анатольевич, никакого мирового правительства не существует… тут подымай выше. Благодаря чему, по-вашему, ацтеки создали свою великую империю? Сильной армии? Совершенной системе управления? На самом деле то и другое у них было, в общем-то, средненьким. Нет. Ключ к их успеху был иным. Жертвоприношения.

— Господи, — потрясенно выдохнул Николай, — не хотите же вы сказать, что…

— Разумеется, — возвысил голос Васильчиков, не давая себя перебить, — жертвоприношения практиковались и другими народами. Но, как правило, в жертву приносили либо пленных и рабов, захваченных в ходе, в некотором роде, утилитарных конфликтов — по принципу «на тебе, боже, что нам негоже» — либо уж если своих, то в минимальных количествах. А то и вовсе старались отделаться животными и прочими дарами природы… Понятно дело, что подобная скупость не приносила особых плодов. Ацтеки одними из первых поняли, что приносить в жертву нужно своих, причем — массово и регулярно. И придумали шочийаойотль — «цветочные войны», отличавшиеся от всех других войн тем, что принципиально не преследовали никаких утилитарных целей. Ацтеки воевали с ацтеками, следуя определенным церемониальным правилам, с единственной целью — отбора тех, кто будет принесен в жертву…

— Вы… вы сумасшедший! Не можете же вы всерьез верить в ацтекских богов!

— Они не более ацтекские, Николай Анатольевич, чем, скажем, солнце и луна. Разные народы называют их по-разному и связывают с ними разные ритуалы, но на самом деле они общие для всего мира…

— И почему, в таком случае, империю ваших ацтеков, несмотря на все их массовые жертвоприношения, с такой легкостью разбил Кортес, имея всего несколько сотен солдат?

— Тому было несколько причин, — нимало не смутился Васильчиков. — Во-первых, ацтекская система вырождалась. Если первыми жертвами становились герои-добровольцы, то впоследствии в жертву приносили уже не лучших, а худших — именно они попадали в плен в ходе ритуальных войн, а то и вовсе заменяли коренных ацтеков представителями покоренных народов. Во-вторых, ацтекские жрецы поверили ложному пророчеству — откуда оно взялось, судить не берусь, это не моя область — и приняли Кортеса за бога. В-третьих и в-главных — Кортес был испанцем.

— Ну и что?

— Инквизиция, Николай Анатольевич. Современный Запад в гордыне своей пошел по безбожному пути, но так было не всегда. Именно расцвет инквизиции позволил Испании, еще незадолго до этого представлявшей собой жалкие ошметки оккупированных маврами земель, стать ведущей европейской и мировой державой.

— Хотите сказать, что инквизиция тоже…