Комбриг

Правда, переубедить Матвеева все равно не получилось. Ну да война план покажет. А сейчас письмо было помещено в конверт из плотной бумаги, прошито нитью и залито во всех положенных местах сургучом, на который шлепнули печать для депеш. Солидный такой документ получился.

О способе доставки послания вопросов тоже не возникало. Накормленный, напоенный, связанный и с мешком на голове Михель Кёллер, тихо потея от неизвестности, сидел в тенечке, ожидая решения своей судьбы. Изначально у меня были мысли насчет какого-нибудь офицера, но и унтер в данном случае вполне подойдет. Тем более что офицера еще надо где-то ловить, а Кёллер вот он, прямо под рукой. Да и складской работник такого ранга вполне может быть приравнен к среднему комсоставу. Во всяком случае, по уровню авторитета среди знающих людей. Тем более что с непосредственным начальником у Кёллера вполне нормальные отношения. А этот лейтеха-интендант имеет прямой выход на штаб дивизии.

Так что пока я проверял, хорошо ли прилип сургуч, унтер-офицер был доставлен пред ясны очи командира. Оптимизма за время подкустового сидения у немца не прибавилось. Скорее даже наоборот. Поэтому для начала пришлось пленного успокоить:

– Как я и обещал – мы тебя отпускаем. Более того, наши люди довезут тебя практически до того места, откуда взяли.

В глазах кладовщика загорелась надежда, и я продолжил:

– Но ты должен будешь передать этот пакет своему командованию. Предназначается он Роберту фон Кошу. Вашему командиру дивизии. Понятно, что непосредственно к нему ты не попадешь. Но вот передать письмо через своего непосредственного начальника вполне сумеешь.

Собеседник с опаской покосился на конверт, поэтому пришлось дополнительно пояснить:

– Тут не набор оскорблений. Здесь приглашение к переговорам. Дело серьезное, касающееся жизни ваших солдат, поэтому вопрос: ты выполнишь порученное тебе задание?

Унтер вытянулся:

– Яволь, герр офицер!

Я кивнул и, протягивая пакет, сказал:

– В таком случае проверь целостность печатей и распишись в журнале о получении.

Кто-то, возможно, удивится – на хрена его роспись-то нужна? Но тут дело в общей законопослушности немцев. У них в глубине организма заложена охрененная тяга к орднунгу (читай – страх перед устоявшимися правилами), и после заполнения строчки в журнале Кёллеру даже в голову не придет втихаря выкинуть опасное послание. Потому как это уже не просто писулька от врага, а официальное письмо, за которое он лично расписался. Причем ключевыми тут являются слова «расписался» и «лично».

В общем, после оставления автографа фриц был отведен в сторонку, а я, повернувшись к вызванному Журбину, приказал:

– Немца в люльку мотоцикла. Мешок на голову. Отвезти до места. У буденновцев уточнишь, где именно этого фрукта взяли. Судя по тому, что они на карте показывали, это километрах в двадцати отсюда. Но везите не по прямой. Покрутитесь немного, чтобы он расстояние не прикинул, а то мало ли что…

Давно не стриженный Журбин (всеми кудрями, усами и чертами лица удивительно похожий на Сидора Лютого из «Неуловимых»), кинув ладонь к панаме, ответил:

– Есть! Сделаем в лучшем виде!

А я попенял вдогонку:

– И в порядок себя приведи, а то скоро косы можно будет заплетать.

На что Ванька, хитро блеснув взглядом, лишь кивнул, а меня очередной раз посетила мысль, что без начальственного ора (или шипения) на некоторые командирские пожелания народ с легкостью забивает. И этот ухарь по доброй воле точно стричься не станет. Максимум особо длинные локоны уберет, чисто формально выполнив приказ, и на этом успокоится. С другой стороны – пусть его. Санслужба у нас налажена хорошо, вшей в бригаде почти нет, а у Ивана зазноба в наличии, так что чуб парню просто необходим.

От размышлений о фасонах причесок меня отвлек Буденный. Присаживаясь рядом и закуривая, Семен задумчиво почесал гладко выбритый подбородок:

– Ну что, командир, думаешь, придет германец на встречу? И не слишком ли много мы хотим?

Щелкнув зажигалкой и последовав его примеру, рассудительно ответил:

– Придут обязательно. А вот насчет всего остального… это уж как повезет. Ну а касательно наших желаний, это ведь как в обычном торге: хочешь получить потребное – проси больше.

– Дык они ж охренеют от наших запросов и сразу пошлют. Чё тады делать станем?

Я вздохнул:

– Тогда план «Б». Воевать начнем. И в листовках пояснять фрицам, почему они вместо скорой дороги домой вынуждены умирать за какое-то уже никому не нужное барахло.

Семен фыркнул:

– Эт пулеметы – «барахло»?

– Угу. Вот на черта дембелю пулемет в Германии? Или патроны? Или шинели с котелками да касками? – Задумчиво поглядев на стрельнувшую плохим табаком папироску, я продолжил: – Поверь, солдатам за годы войны все армейское обрыдло до невозможности. У них одна мечта – в цивильное побыстрее переодеться да с девкой фигуристой замутить. И если офицерье из-за каких-то сапог или ложек будет подвергать эту мечту опасности, то ведь их и на штыки поднять можно. Кто там потом в бардаке капитуляции станет разбираться в причинах гибели комсостава?

Буденный крякнул:

– Ну, ежели так смотреть…

Я кивнул: