Комбриг

Тут, в принципе, может возникнуть вопрос о какой-то нереальности происходящего. Дескать, не могут непримиримые идеологические враги – вот так запросто общаться, не хватая друг друга за горло, а ведя вежливые разговоры. Кхм… что тут сказать? Могут. Во-первых, нет того остервенения, вызванного несколькими годами гражданской войны. Во-вторых, не такие уж мы и непримиримые враги. Да и вообще – все зависит от поведения. Если бы я ворвался в кабинет, выбив пинком дверь, стрельнул в люстру, шлепнул контрика, набил морду генералу и насрал на стол градоначальника, то беседовать было бы гораздо тяжелее. Даже невзирая на тот факт, что яйца командира корпуса и главы городской администрации крепко зажаты у меня в кулаке.

Но я спокойно вошел, нормально говорил, вежливо объяснил. Это ведь лишь одиозный Дроздовский готов был стрелять всех в пределах видимости (включая пленных) только за то, что они красные. А так в основном все люди достаточно вменяемые. Именно поэтому мы сейчас сидели и обговаривали нюансы вынужденного сосуществования. При этом, что характерно, никто не становился в позу, крича: «Сие неприемлемо!» И если вдруг возникали острые вопросы, то совместно искали компромиссы, зачастую подсказывая друг другу варианты выхода.

Обговорили вопросы нашего проживания и закрытой зоны ответственности. Согласовали совместное и раздельное патрулирование. Обсудили вопросы снабжения. Кстати, тут я не жадничал, гарантировав оплату продуктов так любимыми в городе царскими деньгами. Благо что заранее побеспокоился и еще перед выходом затребовал от Москвы целый чемодан «бабок»[27]. Почему в Одессе пользовались ничем не обеспеченными бумажками, я так и не понял, но сейчас даже не поднимал этот вопрос, не желая вспугнуть удачу.

Где-то к середине беседы к нам присоединился комиссар, и офицеры несколько зажались, с полчаса настороженно косясь на Лапина, очевидно ожидая от него каких-то подлых каверз. Но тот вел себя вполне прилично (что было для генералитета очень странно). Причем настолько странно, что Березовский, в конце концов не выдержав, поинтересовался, действительно ли Кузьма Михайлович является коммунистическим комиссаром? Он-де насмотрелся на самых разных горлопанов, как от Временного правительства, так и от красных, и нынешний собеседник почему-то совершенно не укладывается в сложившийся образ. Искренний смех в ответ, а также все объясняющее пояснение Чура, что «это мой комиссар», несколько разрядили обстановку, и косяки в сторону Кузьмы прекратились.

В процессе переговоров с докладом периодически появлялись посыльные от батальонов. Заходил и адъютант Березовского, который при помощи Модеста Кирилловича несколько раз организовывал нам чай.

Часам к пяти пополудни вроде бы решили все вопросы. Не забыли даже насчет оркестра, который должен присутствовать при встрече воинов-интернационалистов в порту. Но когда все решили, возникла довольно напряженная пауза. Санников оставался спокойным, зато Березовский со Слуцким завздыхали, напряженно переглядываясь. Видя их маету, прямо спросил:

– В чем дело, товарищи офицеры?

На обращение «товарищи» собеседники уже довольно давно перестали остро реагировать, поэтому генеральный значковый, положив сжатые кулаки на стол, глухо ответил:

– Я в Одессу приехал буквально на пару часов, решить вопросы снабжения. И сегодня должен был отбыть обратно в Херсон, в расположение корпуса…

На что Лапин удивленно поднял брови:

– А что вас задерживает? Или с транспортом что-то случилось?

Генерал неверяще глянул на меня и, переведя взгляд на комиссара, пораженно спросил:

– Так вы что, нас сейчас просто так отпустите?

Кузьма фыркнул:

– Не вижу смысла отпускать вас как-то «сложно». С требованием клятв, честного слова офицера и прочих ритуальных плясок.

В этом месте я непроизвольно улыбнулся, потому как словосочетание насчет «плясок» Михалыч подхватил у меня и теперь активно им пользовался. Он в принципе (да, как и все окружающие) довольно удачно перенимал мой лексикон, поэтому даже митинги, проводимые комиссаром, начинали играть новыми красками, привлекая неимоверное количество народа.

Да и решение насчет офицеров он принял вполне верное. Задержи мы сейчас (под любым предлогом) командира корпуса с полковником, то этот самый корпус может вскинуться. То есть сработает привычная схема – «красные взяли заложников». И зачем нам этот геморрой? А генералу я вроде от всей души в уши надул, и глядишь, он поведет себя хоть более-менее прилично. Тем более изначально мы даже не ожидали прихватить в Одессе Березовского. Так что, на самый крайний случай, все планы по противодействию херсонцам просто остаются в силе.

А комиссар тем временем продолжал: