— Я тоже хочу дать клятву. Клянусь, что не погибну, как герой… — паузу сделал, дождался шушуканья со всех сторон и продолжил, — Я приложу все усилия, чтобы, как герои или не, как герои, а как трусы, погибли враги нашей страны. Умереть за свою Родину легко, а нужно воевать так, чтобы наши враги умирали за их Родину, которую мы потом присоединим к нашей. После того, как водрузим знамя победы над их столицей. Если они на нас нападут. В назидание другим. — Украл у генерала Джоржа Паттона. Ничего, он любил цитатами говорить. Новую придумает. Не всегда, кстати, верно говорил. Есть ведь и такая у него: „Только прикажите, и я выброшу русских за Вислу…“
Скорее всего, произошло бы наоборот. Армия СССР во главе с Жуковым выбросила бы американцев за Сену, коли дошло бы до столкновения.
— Хоряшо сказал. Маладэц, товарищ Брехт, — похлопал пару раз ему Сталин.
— Служу Советскому Союзу! — вчера у Васьки уточнил, как правильно говорить.
Все следующие выступающие уже обезьянничали, обещая заставлять погибать врагов СССР за их Родину.
Один Якимушкин Александр выделился, повернулся к Сталину и сказал:
— Товарищ Сталин, дайте приказ меня назад с моим пулемётом отправить. Хочу довести счёт уничтоженных вражеских самолётов до круглой цифры — пятьдесят.
— А сейчас у тебя сколько, товарищ Якимушкин? — улыбнулся вождь.
— Тридцать два, товарищ Сталин.
— Ого, правда — Гэрой. Нет, товарищ Якимушкин, товарищ Сталин нэ даст такой команды. Всэ хотят повоевать, нам надо готовить людэй. А ты учи других зенитчиков. Роту научи. Товарищ Брехт, он у тэбя служит?
— Так точно, товарищ Сталин.
— Назначь его командиром роты. Климент, нужно товарищу Акимушкину присвоить звание старший лейтенант.
— Слушаюсь, товарищ Сталин.
— Хорошо.
Якимушкина, само собой, награждали последним, И гадать не надо почему — у него фамилия на «Я». Плюсом ещё, должно быть, и из-за того, что единственный из награждённых не был командиром. Был помкомвзвода.
После этого сыграл гимн, и все направились к накрытому столу. Забегали официанты с подносами, оркестр что-то маршевое заиграл.
Брехт прошёл за дальний край стола, опираясь на трость чёрного дерева. Сегодня купил в комиссионке вместе с пишущей машинкой. Но его перехватил Ворошилов.
— Пойдём, Сам зовёт.
Глава 18
Событие пятьдесят второе
Справа от Сталина угнездился Анастас Иванович Микоян — Заместитель председателя СНК, недавно назначенный Наркомом внешней торговли СССР. По левую руку сидел Молотов, тоже две должности занимающий. Одновременно был и Председателем Совета народных комиссаров СССР и Народным Комиссаром Иностранных дел СССР. Ворошилов проводил Брехта до стула рядом с Микояном, а сам обошёл стол и сел после Молотова.
Иван Яковлевич усмехнулся, про себя, правда, прямо, как при первых Романовых и прочих Рюриковичах — настоящее местничество. Интересно, а кого это подвинули, чтобы Брехта усадить? Кому дорогу перешёл, кто на него зуб будет точить? Ух, ты, судя по усам, это сам — Первый заместитель Председателя СНК СССР, Народный комиссар путей сообщения СССР и член Политбюро ЦК ВКП(б) Лазарь Михайлович Каганович. Нет, таких врагов не надо.
Но Каганович, приветливо улыбнулся Брехту и хлопнул по плечу, когда тот попытался привстать.
— Сиди. Заслужил. Прямо, легенды про тебя, Брехт, рассказывают.
— Да, товарищ Брехт, как фамилию услышал, все спросить хотэл, ты тому писателю интернационалисту нэ родственник? — Сталин подождал, пока официант нальёт ему в стакан красного вина, и пригубил, кивнул, должно быть, понравилось.
— Точно не знаю, товарищ Сталин, но мать говорила, что есть другая ветвь Брехтов, может, он оттуда, — попал, называется. Сталин ведь и проверить может его шитую белыми нитками биографию.
— Понятно, седьмая вода на киселе, — хохотнул Ворошилов, тоже прислушивающийся к разговору.
— Товарищ Сталин, а можно я вам совет дам, — набрался храбрости Иван Яковлевич. Сейчас как выдаст про командирскую башенку и промежуточный патрон и …
— Геройский? — усмехнулся Сталин.
— Какой? — не понял Брехт.
— Ха! Смэшной. Говорю гэройский совэт, ты же гэрой, гэрои должны давать гэройские совэты.
— Почти, — Брехт достал из нагрудного кармана гимнастёрки, который от волнения целых пару минут расстёгивал, сложенный вчетверо листок и протянул, его Микояну, чтобы тот передал уже Вождю.
Но Анастас Иванович сначала листок развернул, засмеялся и только потом передал Сталину. Не понравился промежуточный патрон.
Иосиф Виссарионович, взял листок и положил перед собой, чуть сдвинув фужер с вином.
— Что скажешь, Анастас? — поднял бокал и пригубил вино Сталин.
— Я, Коба, знаком с массой художников, которые лучше рисуют. Не Айвазовский у нас комбриг Брехт.