Комдив

– Год назад, когда наши доблестные войска захватили русский город Тернополь, в трёх городских госпиталях нашим солдатам русские дали три письма, написанных тогда ещё гауптманом Прохороффым. В письмах было предупреждение: не трогать русских раненых и медперсонал.

– И что?

– Тогда над этими письмами просто посмеялись, русских раненых убили, часть медперсонала – тоже, и эти госпитали заняли немцы. А спустя неделю все три госпиталя были вырезаны. Главврачам отрезали головы. Были также оставлены записки: мол, вас предупреждали. В течение ближайших недель почти треть наших медиков вместе с находившимися при них ранеными была уничтожена: русские целенаправленно бомбили, обстреливали и сжигали наши госпитали и медицинские колонны. В итоге самому командующему пришлось посылать к русским своего парламентёра с предложением прекратить уничтожать медиков и раненых. Русские согласились, но предупредили: если мы снова примемся за обстрелы госпиталей и санитарных колонн, то они возобновят целенаправленное уничтожение наших раненых и врачей.

Оберст Прохорофф, который нам противостоит, и так устроил тут настоящий ад, это его диверсанты орудуют. И если тронуть ещё и русских раненых, то все причастные к этому будут уничтожены. Если вы будете настаивать на выполнении такого приказа, то я не исключаю даже, что вас могут убить собственные солдаты. Или, чтобы спасти себя, просто передадут вас русским, заявив, что это вы отдали приказ обстрелять их госпиталь.

Когда однажды наши бомбардировщики разбомбили русский госпиталь, через пару недель этот аэродром был не просто уничтожен русскими – они вырезали всех до последнего человека и опять работали в основном холодным оружием. Командованию отрезали головы и положили рядом бумагу с пояснением: бомбить госпитали нельзя. Теперь обстрелы русских госпиталей или санитарных колонн – табу: никто не хочет специально привлекать к себе внимание головорезов оберста Прохороффа.

Генерал фон цур Мюлен от такого просто офонарел: он и представить себе не мог, что солдаты вермахта кого-то боятся и способны проигнорировать приказ вышестоящего начальника. Однако начальник штаба дивизии, уже пожилой оберст, не производил впечатление труса, а то, что он рассказывал, невозможно было представить себе и в страшном сне. Однако предшественник генерала бесследно исчез, а его охрана была уничтожена. Оберст рассказал, что по ночам тут совсем не безопасно: бесследно исчезают не только отдельные часовые, а целые патрули, а небольшие подразделения наутро могут оказаться полностью вырезанными. Во Франции такого и близко не было. Генерал решил выехать на позиции и лично их осмотреть.

Снова под усиленной охраной фон цур Мюлен выехал к передовой. В этой поездке его сопровождал начальник разведки. Вскоре кортеж остановился, примерно за полкилометра от передовой, и дальше они пошли пешком, сначала по улицам, а потом по крытым ходам сообщений и через дома, пока не оказались на батальонном наблюдательном пункте.

– Убедительно прошу вас, герр генерал, только не высовывайтесь, это очень опасно: русские снайперы охотятся за всеми подряд.

– Ещё и русские снайперы! А вы не пробовали их уничтожить?

– Пробовали.

– И какой результат?

– Четыре наши снайперские команды были уничтожены, а русские по-прежнему охотятся на всех, кого только видят.

«Чёрт знает что, теперь ещё и русские снайперы».

Прильнув к стереотрубе, спрятанной в глубине комнаты, чтобы не выдать себя блеском линз на солнце, фон цур Мюлен стал изучать русские укрепления. Дом прямо перед ним был уничтожен, и вид открывался отличный. Прямо напротив, метрах в двухстах, стоял полуразбитый дом, окна первого этажа которого были заложены кирпичами, оставлены только узкие бойницы. Вот из одной такой бойницы коротко татакнул ручной пулемёт, и снова затишье. Вокруг ряды разрушенных строений и сгоревшие коробки немецкой техники. Правда, тел солдат не видно.

– Майор, – обратился генерал к командиру батальона, – почему тут нет тел солдат?

– Русские не препятствуют нашим похоронным командам забирать тела погибших при штурме солдат. Жара, и им, видимо, самим не хочется дышать вонью разлагающихся тел. А мы иногда находим ещё живых солдат. На это время наступает затишье, и даже русские снайперы замолкают.

«Чёрт знает что, – снова подумал генерал. – Расскажи об этом кому из знакомых, так никто не поверит, но, судя по всему, это правда. Господи, за что мне всё это?! Почему именно меня выдернули из благословенной Франции и отправили в этот ад?»