Все называли его Меценат. Тщательно выбритое лицо, золотое пенсне на маленьком носике и улыбка, будто приклеенная к тонюсеньким губам.
— Разрешите войти? На минутку, я тут же удаляюсь! — предупредил он поспешно.
— О, вам, дорогой Меценат, всегда можно…
— Добрый день! Пожалуйте лапку… Как превосходно вы сегодня выглядите! Я сюда мимоходом…
— Садитесь же, прошу вас! Няня, подай стул!
Меценат сел, протер платком пенсне, пригладил жидкие, но еще не тронутые сединой черные волосы, закинул ногу на ногу, нервно поморгал глазами, достал портсигар и протянул хозяйке.
— Изумительные папиросы! Один мой приятель прислал из Каира.
— Благодарю!
Директорша взяла одну, осмотрела ее с пристрастием и закурила, слегка усмехнувшись.
— Честное слово, настоящие египетские, — заверил Меценат в ответ на ее усмешку.
— Действительно, превосходные!
— Что наша очаровательная директорша играет сегодня?
— Право, не знаю. Няня, я играю что-нибудь сегодня?
Цабинская постоянно делала вид, что не помнит о сцене и живет только детьми и домом.
— Вицек с книжкой не приходил, значит, не играете, — буркнула нянька, торопливо убирая следы недавней баталии.
— А я только что прочел в «Гонце» очень лестную заметку о вашей игре.
— Может быть, похвала и незаслуженная: я ведь знаю, эту роль надо играть по-другому.
— Вы играли чудесно, бесподобно!
— О, Меценат, комплименты ваши неискренни! — кокетливо отвечала Цабинская.
— Правду говорю, святую правду, честное слово!
— Хозяйка, а уж теперь, должно, около полудня, — сказала няня, напоминая тем самым гостю, что пора уходить.
— Вы, конечно, в театр?
— Да, взгляну на репетицию, потом ненадолго в город.
— Идемте вместе, хорошо? А по дороге поговорим о небольшом дельце…
Цабинская взглянула на гостя с тревогой. Меценат не заметил этого; положив ногу на ногу, он поправил пенсне и часто заморгал глазками.
«Должно быть, о деньгах», — подумала директорша, когда они уже спускались по лестнице.
А Меценат все суетился, улыбался и без умолку щебетал. Он действительно был меценатом труппы: всех называл по имени, всеми интересовался; не знали, кем он был, где жил и что делал, но карман всегда держал открытым.
В летнем театре он появлялся с первым представлением, исчезал с последним до следующей весны. Давал взаймы деньги, которых ему никогда не возвращали, иногда платил за ужин, угощал женщин конфетами, опекал молодых, начинающих и всегда, по-видимому, только платонически, был влюблен в кого-нибудь из актрис. Это был странный и вместе с тем очень добрый человек.
Цабинский сразу по приезде одолжил у Мецената сто рублей и при всех отдал ему в залог браслет жены, подчеркивая этим свое бедственное положение. Директорша боялась, что именно сейчас Меценат потребует свои деньги.
В зале стояла тишина — репетиция шла полным ходом, Майковская с Топольским как раз играли одну из главных любовных сцен. Меценат слушал, то и дело раскланивался то с одним, то с другим, улыбался и замечал время от времени:
— Роскошная вещь — любовь на сцене!
— И в жизни не так уж плоха…
— Настоящая любовь в жизни — редкость, я предпочитаю сцену, тут можно каждый день переживать заново, — поспешил возразить Меценат, и веки его снова начали подергиваться.
— Вы разочарованы?
— О нет, сохрани меня бог! Это так, лирическое отступление. Как поживаешь, Песь?
— Сыт, здоров и сер от скуки, — отвечал рослый актер с красивым, умным лицом, пожимая директорше руку.
— Египетские куришь?
— Если угостите, — ответил тот безразлично.
— Как поживает супруга, все так же ревнива?.. — не отступался Меценат, протягивая портсигар.
— Она ревнует всегда, так же как Меценат всегда пребывает в хорошем настроении; и то и другое — болезнь.
— Хорошее настроение ты считаешь болезнью? — удивился Меценат.
— Я считаю — нормальный человек должен всегда оставаться равнодушным, холодным, должен ни о чем не заботиться и сохранять внутреннее спокойствие.
— Давно это стало твоим коньком?
— Истина всегда познается с опозданием.
— И долго ты намерен держаться этой истины?
— Может быть, — всю жизнь, если не найду ничего лучшего.
— Песь, на сцену!
Актер встал и неторопливо, деревянным шагом направился за кулисы.
— Интересный, весьма интересный человек! — заметил Меценат.
— Чертовски нудный со своими вечными поисками истины, идеалов и прочей глупой галантереей! — вмешался один из молодых актеров. Он был одет в светлый костюм, рубашку в розовую полоску и желтые туфли из телячьей кожи.
— А! Вавжецкий! Небось опять сгубил чью-нибудь невинность — сияешь, как солнышко.
— Все шутите, уважаемый! — защищался тот, изображая на лице улыбку. Он явно любовался собой, а когда заметил, что директорша, прищурив глаза, смотрит на него пристально, начал перед ней рисоваться: принимал изящные позы, поднимал вверх руку с ослепительно сверкавшими на солнце перстнями.
— Итак, скажи откровенно, дружище, кто, по-твоему, не скучен?